Эротоэнциклопедия - Эва Курылюк

Ты выглядел таким жалким! На помятом лице остались только пустые глаза и открытый рот. Он взывал ко мне о помощи, а я все плыл и плыл к тебе, пока не постарел. Я стал профессором, добился славы и денег: я все отписал тебе в завещании, даже матрас. Из него вышел воздух, а я проснулся на дне.

Эдмон! Это уже мое последнее письмо к тебе. Больше я писать не буду. Умоляю! Поверь в мою любовь, вернись! Тебя ждет книга о возлюбленном, затерявшемся среди антиподов. Она не о тебе. Ты отыщешься и заберешь меня, словно багаж из камеры хранения.

Любимый! «Я, нестерпимо присутствующее, имеет право на существование, только когда видит тебя, вечно отсутствующего».

Лифт на нашем этаже? Я приотворяю дверь: толстяк с таксой явился с визитом к соседке. У меня кружится голова. Заварю себе липового цвету.

Помнишь, как мы любили гулять вокруг кладбища Монпарнас, вдыхать сладкий аромат лип? Немного кипятка расплескалось, я вытер пол старой газетой. Взгляд упал на чужую фамилию рядом с именем Эдмон. Сердце подскочило в груди. Это значит, что ты вернешься, правда?

Я выпил чашку отвара, открыл наугад «Пармскую обитель», страница 117: «Однако логика страсти неумолима, жажда узнать правду делает напрасной всякую сдержанность».[16]О нет, господин Стендаль! Я не жажду правды, она мне ни к чему. Где бы ты ни был, что бы ни делал, cheri, мне все равно. Я желаю лишь одного — чтобы ты вернулся. И почти уверен, что ты вернешься сегодня. Ведь это твой день рождения!

Вот именно, а в холодильнике пусто! Я бегу в магазин. На кухонном столе оставляю банку сосисок — вдруг ты случайно вернешься раньше.

Боже! Что за радость нас ждет! Твой старый рюкзак у порога, кроссовки на ковре, носки на обеденном столе, банка из-под «колы» — на письменном. Я никогда не стану попрекать тебя беспорядком, cheri! Никогда! Из открытой ванной идет пар. Ты на полную громкость включил Скрябина. Лежишь в слишком короткой для тебя ванне, пятки на тумбочке.

Вот это и есть любовь, не правда ли? Деталь, деталь и еще раз деталь. А твой день рождения вновь выпал на прекраснейший день года. В кондитерскую я побегу через Люксембургский сад, на мгновение присяду у нашего фонтана.

Вот я и вернулся, Эдмон. Сейчас сядет солнце, а я поспешно заканчиваю последнее письмо: ко дню рождения. Я вручу его тебе, как только ты задуешь три свечки на черничном торте: сине-лиловом, подобно твоим картинам. Раньше они не слишком мне нравились, теперь — очень.

Ты великолепный колорист, cheri! Напишешь еще много чудесных картин. Да, признаю: твоя диссертация — недоразумение, зачем художнику степень!

Знаешь, cheri, меня уже так и подмывает вскочить. Но я задержусь здесь еще на мгновение. Хочу дать тебе время, чтобы ты снова у нас прижился.

Куда бы я ни посмотрел, везде вижу тебя. Ты подмигиваешь мне с каждой странички. Любовь обитает в глазах, да?

Твое имя начинается на Э, мое — на Р.

«Эр» — по-немецки «он».

Он — это Эрос: наши инициалы плюс «ос» — «ость». Мы срастемся воедино, да?

На жизнь, на смерть, на вечность.

Всегда Твой Р.

"Гейша одевает майко". Фотография. Около 1900.

В: Инуэ Юки. "Мост цветущей сливы: воспоминания гейши" (Киото, 1974)

Доктор Инуэ Юки,

преподаватель-ассистент второй степени Межфакультетский семинар по проблемам женской ментальности Древней Японии 1-4-3 Ginza, Chuo-ku Tokyo — 104

5 мая 1976

Профессору Ролану Барту Коллеж де Франс

Многоуважаемый и любезный господин Профессор, осмеливаюсь нижайше обратиться к Вам по рекомендации заместителя декана факультета культурологических исследований гуманитарной компаративистики Токийского университета и заместителя директора по науке межфакультетского семинара по проблемам женской ментальности Древней Японии госпожи профессор Огава Тоши, которая, господин Профессор, ведет с Вами давние и плодотворные переговоры относительно совместной работы над междисциплинарным трудом о вселенной пола и рода. Составляемая Вами, господин Профессор, монументальная «Энциклопедия» глубоко волнует умы сотрудников нашего университета и привлекает исключительное внимание академической milieu[17]всей Японии.

Уважаемый господин Профессор, Вы на протяжении многих лет являетесь преданным другом и величайшим знатоком нашей культуры, экспертом, обладающим огромной компетенцией и мировой славой. Тем большим счастьем переполняет нас известие о том, что Вы, господин Профессор, великодушно изъявили желание приобщить к выдающемуся кругу своих сотрудников не только госпожу заместителя декана Огава, но также еще только лишь вступающего на академическую стезю преподавателя-ассистента второй степени. От имени госпожи заместителя декана Огава и своего собственного осмелюсь выразить Вам горячую благодарность за то, что Вы, господин Профессор, доверили нам столь почетную задачу, каковой является составление раздела «Эрос, пол и ментальность на материале жизни гейш».

После долгих и обстоятельных предварительных дискуссий мы с госпожой профессор Огава пришли к убеждению, что необходимо будет создать исследовательский коллектив, систематическая работа которого позволит скрупулезно проанализировать каждую из проблем. Дабы в полной мере оправдать возлагаемые на нас надежды, я и госпожа заместитель декана Огава с радостью приняли решение этим летом, как и в минувшем году, отказаться от очередного научного отпуска и еще до начала учебного года провести предварительное собеседование с кандидатами на исследовательские вакансии и завершить работу над перечнем тем.

Госпожа заместитель декана Огава любезно посоветовала познакомить Вас, уважаемый господин Профессор, с моей узкой специализацией, которая, в сущности, ограничивается скромной задачей документирования ментальности женщин уже уходящей в историю Японии. Не ставившие амбициозных целей и еще доморощенные исследования, начатые мною в гимназические годы, а также исключительно эффективная помощь со стороны госпожи профессор Огава позволили мне защитить на факультете культурологических исследований гуманитарной компаративистики Токийского университета диссертацию, посвященную жизни, ментальности и среде гейш. «Без которых, — позволю себе процитировать Ваши, господин Профессор, меткие слова, — структуру японской культуры представить себе труднее, нежели без цветущей сакуры».

Господин Профессор, Ваши гениальные слова с ранней юности служили мне поддержкой и стимулом для изучения исторического процесса, который медленно вел к эмансипации человека, в том числе женщины. Мой скромный анализ жизни и ментальности гейш отображает, насколько это возможно, во всех отношениях деградирующее существование женщин, воспитанных для удовлетворения сексуальных прихотей мужчин. Однако архивные изыскания и интервью с еще здравствующими представительницами древнейшей профессии гейш свидетельствуют также о том, что общественно-экономическая и сексуально-эксплуатационная ситуация не являются ментальной детерминантой, а результаты наших скромных исследований заставляют обратить внимание на относительно высокую степень интеллектуальной независимости гейш.