Дьявол не любит ждать - Себастьян Фолкс

Стены ресторана были обшиты резными деревянными панелями, и вся атмосфера действительно была традиционной. Официанты в коротких белых куртках были сплошь римляне зрелого возраста, посвятившие всю свою жизнь выбранной профессии. Движения их были ловки и точны, а вежливость ни в коей мере не переходила в навязчивость.

Бонд смотрел, как Лариса уплетает равиоли, поблескивающие трюфельным маслом. Она уже успела рассказать ему, что ее отец русский, а мать англичанка, что училась она в Париже и Женеве, а затем поехала работать в Вашингтон, где и познакомилась со своим мужем. Детей у них не было.

— Сами понимаете, моему мужу приходится много путешествовать, — сказала она, отхлебывая из бокала с «Орвьето». — На данный момент наша семейная штаб-квартира находится в Париже, но я время от времени сопровождаю мужа в поездках. В те места, которые мне больше всего нравятся.

— Позвольте, я попытаюсь угадать, — проговорил Бонд. — Рим, Нью-Йорк, Сингапур, Гонконг…

— Нет, Гонконг я терпеть не могу. Когда муж туда едет, я остаюсь дома. Вообще-то на самом деле я домашняя девочка.

— Конечно, это сразу видно, — поддакнул Бонд.

Чуть за тридцать; уже скучает, подумал Бонд. По отцовской линии имеется некоторая доля еврейской крови. У нее был красиво очерченный рот, и лишь верхняя губа чуть странно изгибалась, придавая лицу слегка недовольное выражение. Кожа у нее была безупречная, сияющего медового оттенка, но Бонд был уверен, что образ невинной респектабельности для Ларисы всего лишь маска. В ее глазах сверкали искры врожденного непослушания, какой-то дикости и безотчетного стремления к свободе. Конечно, в случае чего она будет утверждать, что все это ему показалось, что это лишь обман зрения, а она «совсем не такая», но все эти ритуальные заклинания лишь придадут дополнительную остроту их более близкой встрече, если, разумеется, таковая состоится.

— Вы о чем-то задумались, Джеймс.

— Правда? Прошу прощения. Но у меня на это две уважительные причины.

— Какие же?

— Невеселые воспоминания нахлынули: промывка мозгов и тяжелые утраты.

— Господи. О чем вы? Расскажите, прошу вас.

На какой-то миг Бонду показалось, что этой красивой, явно неглупой и, похоже, искренней молодой женщине можно довериться — рассказать, например, о своей жене Трейси ди Виченцо, и о том, как люди Блофельда убили ее спустя всего пару часов после свадьбы, и о том, как он сам попал в расставленную ими западню, и обо всем японском кошмаре, и о том, как его почти буквально по частям выкупали на Ямайке. Но доверие — признак непрофессионализма. Уж кому, как не ему, было знать эту простую истину. Он, в своем странном печальном настроении, и так уже наговорил чуть больше, чем следовало.

— Как-нибудь в другой раз, — сказал он. — Когда мы немножко лучше узнаем друг друга.

Буквально парой отработанных фраз он вновь перевел разговор на жизнь Ларисы, успев заметить, что своей уклончивостью лишь разжег ее интерес. Поначалу неохотно, но с каждой фразой все более раскованно Лариса стала рассказывать ему о себе.

Когда они подошли к отелю, она остановилась в шаге от входной двери и положила ладонь на плечо Бонду.

— Моему мужу сегодня вечером пришлось уехать в Неаполь, — сказала она, глядя себе под ноги и чуть нервно облизывая губы. — Он сказал мне, когда я ему звонила. Может быть, подниметесь к нам в номер: выпьем чего-нибудь, если вы не против?

Бонд заглянул в большие карие глаза, посмотрел на полные губы, чуть приоткрытые в предчувствии романтической встречи, и вдруг услышал собственный голос, который произнес ровно три слова: те три слова, которых в подобной ситуации он еще не говорил никогда — ни разу за всю свою сознательную жизнь.

— Нет, благодарю вас.

— Что? — Голос ее прозвучал так, словно она не поверила своим ушам.

— Нет, спасибо, Лариса, — повторил Бонд. — Мне кажется, так будет лучше. Я…

— Не надо объяснений, — сказала она. Подавшись вперед, она поцеловала его в щеку. — Благодарю за прекрасный вечер.

Он провожал ее взглядом, пока она шла к стойке портье, брала ключ от номера и нажимала кнопку вызова лифта. Перед тем как войти в кабину, она чуть помедлила, затем обернулась и помахала рукой.

«Вот так девчонка!» — подумал Бонд. Он достал сигарету и вышел на улицу, чтобы перекурить пережитое.

Что ж, возможно, это и есть тот звоночек, которого он подсознательно ждал в последнее время. Пару лет назад он и кофе в ресторане не стал бы дожидаться, а прямиком повел бы ее в отель. Нет, конечно, бывали времена, когда его утомляли эти бесконечные игры, иногда они ему даже надоедали чуть ли не до отвращения, но вплоть до сегодняшнего вечера он был уверен, что это хобби останется с ним навсегда.

Но то, что случилось сегодня… Теперь он был твердо уверен, что его время прошло, что кончилась целая эпоха, а главное, знал, какой ответ он должен дать М., когда вернется в Лондон. Все кончено. Ему придется смириться с жизнью, состоящей из совещаний с представителями разных отделов и в лучшем случае анализа присылаемых другими агентами шифровок, и единственным ласкающим взор образом станет Лоэлия Понсонби — секретарша, которую начальство любезно согласилось оставить при нем, когда она вернулась на работу после отпуска в связи с рождением двух здоровеньких мальчишек. Да, только на нее и можно будет отвлечься от бумажной работы.

После истории с Сарамангой на Ямайке Бонд полтора года, которые показались целой вечностью, перебирал бумаги на письменном столе, пока М. не вызвал его и в итоге долгого разговора не предложил этот самый злосчастный «творческий отпуск» по состоянию не то физического, не то психического здоровья, после чего самому Бонду, и только ему предстояло решить, стоит ли возвращаться к оперативной работе. Без Лоэлии офисная жизнь действительно пришла в некоторый упадок и уныние: ее рабочее место поочередно занимали то перезрелые матроны, то невзрачные серые мышки, и единственной отдушиной была та пара месяцев, когда ему в секретарши выделили эффектную и в то же время весьма эффективно работавшую блондинку по имени Холли Кэмпбелл, которую М., к сожалению, тоже рассмотрел и оценил по достоинству, а потому быстро отправил на повышение.

Бонд с самым мрачным видом отправил окурок в полет на середину улицы и вернулся в отель. Портье выдал ему ключ, а заодно и записанное на листке бумаги сообщение. Текст был краткий и простой: «Позвоните в „Универсал“. Срочно».

Он опять вышел на улицу и направился к ближайшей телефонной будке. «Универсал»… В глубине души он порадовался, что после многочисленных экспериментов Служба вновь вернулась к старому доброму кодовому названию. Ни одно другое слово не имело над ним такой власти. В трубке послышались щелчки международного соединения, затем раздались гудки, сопровождаемые собственным эхом, и наконец прозвучал характерный зуммер, означавший, что звонок переведен на добавочный номер нужного абонента.

Наконец Бонд услышал тот самый голос — искаженный телефонной линией, но безошибочно узнаваемый голос человека, которого он уважал больше кого бы то ни было в мире.