Хохочущие куклы - Татьяна Дагович

– Я пошла в соседний вагон…

– Ладно уж, садись.

Она присела на край постели, растрепывая пальцами спутавшиеся волны стриженых волос, оттенявших бледность тонкого гладкого лица.

* * *

Пятилетняя девочка размышляла, сидя на кровати.

«Ну уже была одна ночь в пути, а нам только одну ночь было ехать, спать же днем – это не то же, что ночью, ночью можно не спать, но все равно это будет ночь. Когда ночь кончится, перестанут следить из окна. Уже все нарушила, и расплаты не миновать».

– Ты чего сидишь, не спишь? – спросила мама в ночной рубашке. Она проснулась в туалет и, проходя, заметила сидящую Настю в детской, но намеревалась продолжить сон.

– Почему все качается, стучит? Я боюсь.

– Ложись и спи быстренько.

– А когда к нам бабушка и дедушка придут, и Костя, а?

– Ну уж не ночью. Спи.

Мама ушла, и Настя услышала из темноты: «Опять Костя. Чего она от него хочет? Мне это не нравится». «Что она, не спит? Дай ей валерьянки. Ее надо отвлечь, лучше всего отправить бы ее в пионерский лагерь. Она мало бывает с детьми. От нашего завода без проблем можно». – «Ты с ума сошел, пять лет всего». – «Ты бы могла тоже устроиться – воспитательницей или на кухню». – «На кухню! Я! Ты точно с ума сошел».

Когда дыхание родителей стало ровным, Настя пошла на кухню, не заботясь о том, чтобы соблюдать тишину. Подпрыгнув, она смогла достать до выключателя. Разлился свет. Пыхтел старый холодильник. Снова в прыжке Настя стащила с него голубую пачку сигарет. Открыла окно, как делал папа, взяла спички и через табуретку залезла на стол. Маленькие ножки, торчащие из-под кружевной ночнушки, свисали высоко над полом. Усевшись поудобнее, она закурила и глубоко задумалась о сути происходящих явлений. «Проблема все-таки не в отсутствии причинно-следственных связей. Наоборот, они расширились и перекрыли собой время. Их больше, чем было нужно». Образ моря и рассыпающихся волн чуть не довел ее до истины, но всё разрушили шлепающие шаги. Раздраженно Настя отняла от губ сигарету. Это мама вышла на свет.

– Что здесь? – Мама прищурилась, а когда разглядела сигарету, глаза расширились. Она прижала ладони к щекам и откинулась спиной на стену, падая. – О, нет. Господи… Что же это?

Она даже не пыталась ругать Настю, потому что, если говорить о пятилетнем ребенке, эти ужасные вещи относились еще не к Насте, а к ней самой, были ее личным несчастьем. Рыдая, мать сползла по стене на стул. Настя смотрела на нее недовольно.

– Что здесь? – Папа в спортивных штанах. – Я хочу понять, что здесь у вас происходит!

Мама только молча махнула рукой на Настю, с ней была истерика.

– …это происходит? – переспросил папа другим, растерянным тоном. – Отдай!

Она отдала папе сигарету, которой он, не задумываясь, затянулся. Он ходил по кухне взад и вперед.

– Я тоже хочу знать, что делается, что происходит! – выкрикнула тоненьким голоском.

– За что нам такое, господи, ей и шести нет! – стонала повисшая на стуле мама.

– Вы ушли, – спокойно продолжала Настя. – Я звонила во все двери, но попадала только к соседям. Так что я здесь делаю? Вы меня во сне перенесли? Я хочу знать, что я здесь делаю? Была зима, теперь тепло. Значит, я искала вас до самого лета? Вам не совестно?

– В лагерь, в лагерь, в лагерь… – бормотал отец.

Анастасия вытряхнула из пачки другую сигарету, нервно чиркнула спичкой и снова затянулась.

– Что происходит? Где Константин? Почему вы не даете мне его видеть?

Едва мать успокаивалась и поднимала глаза на свою сердитую кружевную малютку, как возвращалась истерика. Мама прятала лицо в коленях, но и там настигал голос Насти, которая складывала слова в цепочки – такие холодные, бессмысленные слова.

Через неделю на вокзале Настю посадили в поезд. Ее отправили в пионерский лагерь – детский оздоровительный, с вожатыми и воспитательницами. У матери не получилось устроиться работать в этот лагерь, но она обещала подъехать позже. В любом случае ей трудно было бы преодолеть внутреннее сопротивление и поступить так, как велел родительский долг, – сопровождать Настю. Ей казалось, чем дальше дочь, тем несущественнее связанные с ней проблемы.

Всем детям проверяли волосы на предмет вшей, после чего распределяли по отрядам. Настя попала в самый младший отряд, но и там она оказалась чуть ли не самой маленькой – пятилеточек было всего двое, она и еще одна девочка. Увенчанная светлым узелком волос воспитательница Варвара Семеновна, подходя к ним двоим, кривила рот в болезненной гримасе и задавала глупые вопросы: не болит ли у них живот, не хотят ли они спать или есть. В поезде пятилеточки ехали в купе с воспитательницей и вожатым. Та девочка очень расстроилась по этому поводу, расплакалась. Насте было все равно. Вожатый оказался веселым молодым человеком, он с легким снисхождением поглядывал на полную воспитательницу, мятущуюся, взвинченную до слез, готовую разорваться от нервного напряжения.

– Да присядьте вы, Варвара Семеновна, – усмехался он, – чайку попьем. Все на местах, поезд едет. Не выскочат же они на ходу, в конце концов.

При последних его словах воспитательница вскинула руку к груди и, преодолев одышку, начала перечислять различные «вдруг» и «если». Наконец, запугав себя до изнеможения, удалилась по слишком узкому для нее плацкартному коридору в дальний конец вагона проконтролировать, всё ли там в порядке. Покачав головой, вожатый сказал:

– Ну что, малявки, нам с вами месяц сосуществовать. Давайте знакомиться.

Настя подняла грустные глаза. Она обиделась, что ее отвлекли от созерцания потеков и засохшей мухи в стекле.

– Меня называйте Виталием Павловичем, прошу любить и жаловать. А вас как величать?

– Светочка, – улыбнулась та девочка.

Настя быстро произнесла свое имя и снова отвернулась к окну.

– Вы студент, – констатировала Света.

– Правильно. А как ты узнала?

– А у студентов всегда такие щеки. – (Виталий Павлович провел рукой по щеке и смутился, сообразив, что Света имеет в виду надрезанные бритвой прыщи.) – А что вы учите?

– Хм… Мало ли что. Математику, физику. А ты чего такая нелюдимая, Настя?

– А вы про звезды учите? – спросила Настя, чтобы что-нибудь сказать.

– Ну да. Немножко…

«Ну и из чего они состоят?» – подумала, но голос не подала. «Чух-чу-чух – чу-чух-чу», – бурчала себе под нос Света и теребила левую косичку. Варвара Семеновна пробежала мимо своего купе обратно – посмотреть, как там другой отряд. Она запрещала детям завешивать простынями разложенные боковушки, ходила и сдергивала эти серые простыни, ругалась. А Насте нравились получавшиеся укромные уголки, она бы сама завесилась и в уюте поспала бы без помех, но ее место не было боковым. Завеситься бы и закрыть глаза – сразу увидела бы расцветающие красочные мультики: голубые фонтанчики с дельфинами, ажурные здания, парящие над землей, стаи прогуливающихся павлинов, тигровые лилии, синее, с проблесками бриллиантов, небо. И это все качалось бы и подпрыгивало вместе с вагоном. Настя угрюмо уставились в одну точку – на поцарапанный столик.