Самородок - Ирина Беседина

Прошло немного времени, мы стали встречаться. Мы любили друг друга просто потому, что не могли не любить. Я сказал Людмиле, что женат, что у меня хорошая жена, что семья для меня – святое. Она не плакала, не скандалила, не упрекала. Погрустила, но не показала, насколько это её тревожит. Ей нравились наши встречи. Я старался принести ей радость и праздник, был пылким, нежным и заботливым.

Конечно, мне было стыдно перед Юлей. Но эта страсть была сильнее меня. В конце концов я убедил себя, что это явление временное, скоро пройдёт. Но как-то не проходило.

Я опасался, что Юля чувствует какую-то перемену в отношениях. Я старался вести себя так, чтобы её не обижать. Юля, спокойный и добрый человек, моя семья, мать моих детей. А «семья – это святое». Я так и относился к жене и детям. Юля – моя жена, мой надёжный тыл, опора, моя часть. Я не мыслил жизни без неё.

А Люська была озарением, тревогой, небольшим сумасшествием. Всё умещалось в моей жизни, не вызывая противоречий и сомнений. Вместе с работой всё делало жизнь наполненной, интересной, счастливой. Я любил двух женщин. Так бывает. Я не мучился от раздвоенности, а жил себе спокойно, радуясь жизни и не делая трагедии. Человек очень часто по природе не однолюб. Юля для меня была, прежде всего, матерью моих детей, ещё – другом, родным человеком, сестрой и даже немного матерью. А Людмила – страстью, обновлением, чувственным пожаром.

С момента появления в доме Берга, с момента, когда я увидел в окне Люську, я был напряжён до предела. Ожидание встречи выматывало. Прошла уже неделя. Она не появлялась. Мысли о ней тревожили и не давали спокойно спать.

В каких она отношениях с Бергом? Почему она здесь оказалась? Пошёл второй год нашего расставания. Что она могла подумать о моём внезапном исчезновении? Что знала о несчастье, об аресте?

Говорить с Лёвой о ней я не мог. Ощущал понятную человеческую неловкость. Вряд ли Лёва поймёт, как можно любить сразу двух женщин. Да и было всё глубоко личным, затаённым.

И, кроме того, неизвестно, где нас слышат, а где нет. Лев в первый же свой приход в гостевой дом заметил в стене небольшие слуховые отверстия. Он проснулся рано и лежал, наслаждаясь ощущением чистого тела, белых простыней и мягкой постели, то есть всего того, чего мы были лишены в лагере. Внезапно потянуло воздухом с улицы. И в отверстии высветился блестящий глаз. Очарование исчезло.

Мы были уверены, что Врангула – глаза и уши Берга. Думали, что он приставлен подглядывать, подслушивать и вообще следить за нами.

Вскоре Врангула сообщил, что Берг уехал в Магадан. Я ждал, что Люська тут же прилетит, успокоит и всё расскажет. Я ждал днём, прислушивался к каждому шороху ночью. Думал, что она прибежит в первое возможное мгновение. Но она не появлялась. На третий день после того, как Берг уехал в Магадан, в очередной раз проиграл Льву в шахматы, лёг и заснул.

Проснулся внезапно ночью. Почувствовал, – в комнате я не один. Быстро поднялся. Лёгкая тень бросилась ко мне, прижалась к груди. И я, как всегда, ощутил, что мир прекрасен. Её губы были как прежде горячими и нежными, руки обнимали и гладили. Ни одного вопроса мы не задали друг другу, ни одного слова не сказали. Мы лежали молча. Но когда наши губы встретились, всё перестало существовать. Душа наполнилась радостью жизни, внутри задрожала каждая частичка, любовь заполнила сердце, душу и обернулась желанием, страстью. И эта страсть была всепоглощающей.

Я не помнил, чтобы хотел женщину настолько сильно. До сих пор я не испытывал всей меры желания. Она заполнила всё – тело, сердце, разум. Она была рядом, такая тёплая, такая нежная, такая долгожданная, восхитительная. Наши движения, наши удары сердца сливались воедино. Смятение чувств нарастало, вспыхнула и погасла радуга. Наступила блаженная тишина.

Что бы ни случилось раньше, что бы ни случилось потом, мы вновь обрели друг друга. Время для размышлений придёт позже.

Когда мы немного успокоились и я хотел задать первый вопрос, Людмила прошептала в ухо:

– У нас нет времени на разговоры. Я ещё приду. Завтра идите с Лёвой в лес на прогулку. Идите к горе Лысый Дед, она далеко видна. Я вас встречу. Идите сразу после обеда.

И она выскользнула, подошла к стене перед кроватью и исчезла. А я остался с горящей головой и сердцем, которое билось набатом в груди.

На другой день я едва дождался «после обеда». Пошли на прогулку. И около сопки Лысый Дед встретили Людмилу. Она была в спортивном костюме и накомарнике. Не было видно её прекрасного лица. Только глаза блестели сквозь черную сетку. Рядом с ней шёл Врангула. Я был разочарован, хотел видеть её лицо, заглянуть в глаза, а накомарник всё скрывал. К тому же присутствие Врангулы не давало возможности поговорить. Надо было следить за голосом, жестами, поведением. Мы поздоровались с Врангулой, и Лев сказал:

– Врангула, познакомь нас со своей спутницей.

Врангула представил:

– Это Людмила, хозяйка дома и жена начальника прииска. А это, – Врангула повернулся к Людмиле и указал рукой в сторону встреченных мужчин, – Людмила, временные жильцы нашего гостевого дома – Михаил и Лев.

Мне стало горько при слове «жена». Немного прошли по тропинке, поговорили о погоде, обилии комаров и красоте пейзажа и вернулись домой. Говорил Лев. А я молчал, боялся себя выдать.

Я оценил предусмотрительность Людмилы. Врангула наверняка скажет Бергу о случайном знакомстве, и если он нас увидит разговаривающими, это не вызовет недоумения. Так, случайно познакомились, перекинулись парой слов.

Начались наши встречи, короткие, тайные. Всё стало ясно. Людмила рассказала мне о своих переживаниях после моего исчезновения.

Она долго ждала, раздастся звонок, Михаил откроет дверь, возникнет на пороге, откроет объятия. Начнётся праздник радости для души и тела. Но шли дни. Телефон молчал. В дверь не звонили. Возникло недоумение. «Почему он не идёт?» Затем обида. «Он бросил её, не сказав ни слова, не попрощавшись». Но внезапно в душе проснулась тревога настолько сильная, что она решила явиться ко мне на работу и узнать, что случилось. Она узнала об аресте и решила под каким-нибудь невинным предлогом поговорить с женой. Но к тому времени Юли уже не было в Москве. Толстый, с одутловатым лицом мужчина из соседней квартиры сказал:

– Да что вы его ищете, дамочка? Его, подлюку, арестовали ночью. Больше его не видели. А жена с детьми уехала то ли в Саратов, то ли в Томск. Он где-нибудь на Лубянке загорает.

Людмила ходила на Лубянку. В конце концов она поняла, что искать бесполезно. Знающие люди намекнули, что мало кто в живых остаётся, если его забрали ночью. Ставят к стенке и расстреливают. Лучше прекратить поиски, если сама хочет на свободе жить.

Вот здесь ей и подвернулся Берг. Он уезжал на Север, и ему срочно нужна была жена. К тому времени Людмила уже достаточно знала об арестах и расстрелах. Громкое дело Ягоды закончилось. Михаил там явно не фигурировал. (Очевидно, потому, что я не подписал протокол признания, а до конца отрицал свою вину.) Она считала, что меня нет в живых. На сердце – непроглядная тоска. И фактически ей было всё равно, что делать со своей жизнью. Подруга Мария старалась вытащить её из ямы уныния. Людмила и сама понимала, что жизнь продолжается и надо её как-то устраивать. Предложение выйти замуж и иметь серьёзный статус жены было для неё спасением. В том обществе, где Людмила постоянно вращалась, она не могла быть воспринята иначе, как девушка для развлечений. С этим надо было кончать. Подспудно Мария заронила в ней маленькую искорку надежды встретить меня на Колыме.