Коррупционер - Роман Феликсович Путилов

между ног метлу, так, что он упал на четвереньки. На этом мои успехи закончились, старый хрыч пошел в атаку, заставив меня отступить на несколько шагов. И когда я уже понял, что еще пару минут, и горящее огнем горло я просто сорву, от ворот раздался грубый и долгожданный голос:

— Так, милиция, замерли оба.

Подобрав полы плаща, к нам, через ворота, полез некто в сером. Мы с Кудюмовым замерли.

— Палку бросил — это ко мне. Я подождал, когда милиционер подойдет к нам ближе и отбросил метлу. Старшина глядел на меня в упор, он узнал меня, я узнал его. Это был или Галич, или Самойленко, я их фамилии то узнал только вчера. Кудюмов, оказавшийся за спиной «овошника» сделал шаг вперед, но его остановил голос раздавшийся от ворот:

— И что тут у нас?

Через ворота, задом вперед, лез еще один представитель вневедомственной охраны, а за воротами мелькала еще одна кокарда.

— А, это, Серега, мент — рука старшины уперлась в мою грудь: — правда его сегодня уволили, но он, сука, успел оставить нас без премии

Конец этой фразы я дослушивал в согнутом положении, пытаясь сделать хотя бы вздох, так как рука старшины, неуловимой молнией успела нанести мне удар в солнечное сплетение.

— А этот — я не знаю, кто.

— Ребят, я сторож этого склада. Услышал шум, вышел из сторожки, а тут этот пытается в склад залезть.

— Понятно, оба поедете в отдел.

— Ребят, но я же на службе….

— Ничего не знаю, едем все. Здесь наш третий боец останется. Заявление с вас примем, и обратно привезем.

— Ребята…

— Идите в машину.

— Старшина — я смог чуть- чуть отдышаться и начать шипеть: — ….

— А ты заткнись, ты для меня никто. Еще хоть звук произнесешь, я тебе рот разобью, пошел в машину.

На заднем сиденье жигулей мы молча сидели рядом с Кудюмовым. Старшина, обернувшись к нам с переднего сиденья, ни на минуту не прекращал нас контролировать. В отделе я попытался объяснить сложившуюся ситуацию дежурному. Капитан устало слушал меня, сочувственно кивая по ходу моего рассказа. Когда я закончил, меня, буквально, облили ушатом ледяной воды:

— Паш, вот ты вроде бы недавно психологов проходил, но как? У тебя же мозги текут, как из сита. Тебя уволить не успели, а ты уже на склад забрался, человека избил. Какие пистолеты, какие убийства? Иди в камеру до утра, а мне сегодня психов уже хватило.

— Мне позвонить надо.

— Кому? Пол пятого утра, кому ты звонить собрался?

— Свешникову Михаилу Алексеевичу, он сказал звонить в любое время.

— Паша, в мое дежурство ты в половину пятого утра начальнику УР области со своим бредом звонить не будешь. Так, давайте в камеру его.

— Нет, я ссать хочу. В туалет меня выведите, я терпеть больше не могу, иначе в камере нассу.

— Как нассышь, так и вытрешь, и даже своей курткой.

— Ты хоть что со мной делай, но убирать в «нулевке» я не буду — я упер взглядом в помощника дежурного, и тот первый их отвел.

— Галич — спусти этого в уборную.

— Да пусть под себя ссыт.

— Я говорю, отведи его вниз.

— Ну ладно.

Понятно, Галич- это тот, кто меня приласкал:

— Давай вниз, дорогу знаешь.

Я дошел до конца коридора, спустился на один пролет, слыша за собой ленивый топот уставных ботинок. Потом я рванул вниз. Дверь в комнату нашей роты была фанерной, никто не предполагал, что ее будут выламывать молодецким ударом ноги в районе дешевенького накладного замка. После удара, замок повис на единственном шурупе, я толкнул тонкую преграду и рыбкой кинулся на составленные вместе рабочие столы командиров, сметая в стороны рабочие журналы, ручки и тетради для занятий. Нужный мне городской телефон стоял на подоконнике, под светом уличного фонаря.

Когда, растерявшийся в первые секунды, Галич, панически перекрикиваясь с кем-то наверху, появился на пороге комнаты ППС, я уже успел набрать шестизначный номер, и подгребая под себя телефонный аппарат, слушал бесконечно длинные гудки в прижатой к уху трубке. Пока Галич нашел выключатель, сбоку слева на стене, пока кто-то еще спустился к нему на помощь, пока они в изумлении взирали на разгром, учиненный «Этим психом», я продолжал слушать гудки. Потом я стал махать ногами, изображая пловца, и не давая силам правопорядка приблизится ко мне. Когда меня попытались схватить за плечи, гудки прекратились, и заспанный голос что-то спросил, а я заговорил. Я говорил о убийце, пистолете в фуфайке и моей убитой собаке, о том, что деда сейчас отпустят, потому что он пострадавший, о черенке от лопаты, В это время мне проводили удушающий прием, пытались за волосы оттянуть от трубки мою голову, выворачивали ноги, и пытались сунуть руки под меня, чтобы нажать на рычаг аппарата.

Наконец, меня сдернули со стола, и мое лицо, с высоты сантиметров семьдесят, упало с ускорением, на покрытый тонким линолеумом, но не менее бетонный пол, а сверху, устремившись по натянутому шнуру вслед за трубкой, в затылок мне попал пластиковый, но угловатый телефонный аппарат производства рижского завода.

Глава 5

Глава пятая. Мгновения осени и зимние узоры.

Орлы Свешникова прилетели, когда врач «скорой», сочувственно слушая жалобы пенсионера на распоясавшихся бандитов, заканчивала обработку ссадин на лице, полученных от прутьев метлы. КМС не КМС, но трех оперативников обычно хватает, чтобы заломать любого спортсмена. Деда без долгих разговоров запихнули в специально освобожденную для него камеру «нулевки», у ошеломленного врача взяли справку, что пострадавший может содержаться в условиях изолятора временного содержания, дежурному категорически запретили подходить к камере и открывать ее. После чего меня той же скорой отправили в больницу, так как все признаки сотрясения мозга у меня были. На складе при участии полноценных понятых и срочно вызванного руководства предприятия провели полноценный осмотр, к результате которого изъяли фуфайку с инвентарным номером, полученную сторожем Кудимовым, со следами применения огнестрельного оружия — копоть и частички несгоревшего пороха на внутренней поверхности рукава, стрелянную гильзу от пистолета «Макарова», сам пистолет, находящийся в розыске, с заклинившим в задней точке затвором, вследствие сцепления с материалом фуфайки. Во дворе была обнаружена тяжело раненная огнестрельным оружием собака породы немецкая овчарка, которая была отправлена в питомник УВД для оказания хирургической помощи.