Грозовой Сумрак - Елена Самойлова

Танец захватил меня, понес, как быстрая река, переполненная водами тающих снегов, несет в себе ветку или былинку. Весенние тянули меня за собой так быстро, так стремительно, что мне почудилось – еще немного, и слетит тщательно наложенное еще в Холме чарование, простой лен платья обратится сверкающим шелком с вплетенными в узор застывшими солнечными лучами, заиграют каштановые косы всем богатством красок осени, и тогда никто не спутает меня с человеком.

Только вот на пути весенней реки встала неприступная скала.

Руки Кармайкла выхватили меня из хоровода, маг обнял меня за талию и повел в танце куда более спокойном, чем тот, что завели весенние ши-дани. Предложенный перстень с «кошачьим глазом» мягко поблескивал на мизинце правой руки обремененного Условиями, а подаренный мною венок оказался прицепленным на рукоять ножа, что висел на поясе мага.

– Остынь, красавица. – Он развернул меня лицом к себе, и в его темных зрачках мерцали отблески жаркого пламени. – То скачешь через костер выше человеческого роста, то пляшешь так, будто бы в последний раз в жизни.

А меня все тянуло обратно. Захотелось стряхнуть с себя человеческий облик, вновь влиться в круг весенних, позволить их чарованию нести меня на крыльях благословенной, сумасшедшей и искренней, как первый крик младенца, весны.

– В Бельтайн воспоминания стоят много больше, чем обычно. – Отблеск огня в зеленых глазах стал ярче и отчетливей, словно пламя подарило этому человеку частичку своей сути, а сильные, гибкие пальцы Кармайкла скользнули по моей щеке. – Ты напоминаешь мне прекрасный сон, увиденный в детстве. И от твоих волос тоже пахнет ветром и листьями…

Легкий поцелуй словно приоткрыл окошко в Осеннюю рощу. Крепкий, как искренняя верность, наполнивший рот вкусом золотого тягучего меда, сладких, слегка переспелых яблок и оставивший на кончике языка хмельную горчинку. Поцелуй ши-дани, что может соблазнить человека на добровольное семилетнее услужение в Холмах, вскружить в одночасье голову и оставить горькое похмелье поутру, которое не излечишь обычными средствами…

Ветер, принесший аромат ландышей, окатил мой затылок холодной струей. Ночь уже на исходе, с рассветом весенние перестанут удерживать на склонах Алгорских холмов туго натянутую сеть магии, что позволяла ши-дани чувствовать себя среди людей легко и свободно и пользоваться чарованием, невзирая на Сезоны.

Кармайкл покачнулся – и упал бы на траву, если б я не успела мягко подхватить его и уложить так, что голова его покоилась у меня на коленях. Маг, немного перебравший хмеля и не устоявший на ногах, – не самое обычное, но вполне объяснимое явление. И какая разница, вина он хлебнул или магии ши-дани, что нынче ночью оказалась разлита среди Алгорских холмов в изрядном количестве.

– Ты… так вырос…

Неслышно подошедшая Ильен молча подала мне оброненный на траву алый плащ, которым я и укутала Кармайкла. Моя вина в том, что сегодня я не удержалась и чересчур открылась магии весенних, которые явно начудили с ощущением праздника, позволив нам быть теми, кем мы хотим быть. То есть самими собой. Слишком я втянулась в напитанный магией «круг фей», слишком многим на радостях поделилась с обремененным Условиями.

Похоже, что горькое похмелье предстоит наутро нам обоим…

Пробуждение Кармайкла сопровождалось бряцанием посуды в горнице да радостными воплями детворы под окном. Маг с трудом разлепил глаза и посмотрел на простой потемневший от времени деревянный потолок комнаты, которую ему любезно предоставила зажиточная крестьянская семья. Чувство невероятной легкости, сопровождавшее его остаток ночи и все утро, пропало, стоило только Кармайклу пошевелиться, и сразу же в груди заныло, защемило непонятной, но на диво знакомой тоской, от которой было не скрыться даже в Вортигерне под крылом магического ордена. Точно такое же чувство потери преследовало его, когда он был еще ребенком, но тогда это казалось как нельзя уместным – ведь родители погибли при разбойничьем нападении, а кому нужен мальчишка-сирота, если есть более взрослые и влиятельные охотники до наследства? Человек, взявший ребенка в ту холодную осеннюю пору к себе в услужение, оказался обремененным Условиями, именно он распознал в Кармайкле мага и отвез его домой, в Вортигерн, пообещав помочь с возвратом законного наследства.

Много воды утекло с тех пор. Мальчик вырос, стал мужчиной и постиг бремя Условий, правда сказать, что ему несказанно повезло с ограничениями, означало просто промолчать.

Кармайкл из Вортигерна мог применять магию при Условии горящего огня или бегущей воды. Таким образом, в глухую полночь или жарким днем ему достаточно было лишь зажечь свечу или же подвесить наполненную водой флягу горлышком вниз – и твори заклятия, покуда льется тоненький ручеек или пугливо дрожит робкий лепесток огня на свечном фитильке.

Такие Условия – огромный подарок судьбы для мага, искренняя улыбка мироздания. Обычно люди ищут способы обойти свое ограничение, заключая непрочные, несчастливые брачные союзы со своенравными фаэриэ или же приходя к ши-дани Алгорских холмов, но чаще всего всё заканчивается подбором партнера, который более или менее сглаживает их собственное несовершенство.

Маг встал с кровати и неторопливо прошелся по комнате, пытаясь окончательно проснуться. В голове царил бедлам, в воздухе, пропитанном запахом свежего хлеба, постоянно чудился аромат сладких поздних яблок и горького меда, а с пересохших губ не сходил привкус пряной вишневой наливки. Словно и не трезвел вовсе – как был опьянен ночью Бельтайна вместе с девушкой в зеленом платье, так и остался. То чудилась медно-рыжая вышивка в солнечных зайчиках, пляшущих на молодой листве яблонь, то краем глаза замечались каштановые косы, перевитые алыми лентами, промелькнувшие у дверного проема.

Значит, все же это была ши-дани, а не простая деревенская девчонка, которой он сдуру предложил серебряный перстень. Неудивительно, что она отвергла этот «дар», еще бы браслет из холодного железа предложить додумался! Только зимние ши-дани любят серебро, весенние – бронзу, летним же подавай золотые украшения, а осенним – медь. Так в старину бывало и вызнавали, что за ши-дани выплясывает по ночам на зеленеющих полях, оставляя идеально ровные круги примятых колосьев – клали на вечерней заре на белую скатерть посреди поля, где танцевала ши-дани, медный браслет, бронзовую брошь, серебряные серьги или тонкое золотое кольцо, а поутру смотрели, какого из украшений недостает.

Если пропала бронза – значит, веселилась на поле юная весенница, отваживать которую бесполезно, а иногда и опасно. Обидится, задумает злую шутку, и тогда жди беды в виде заморозков, невесть откуда взявшегося града, а то и человека из семьи сманит неизвестно куда – не то в болото, не то в Холм на семь лет и один день в услужение. Принятое в дар серебро указывало на суровых зимних духов леса, с которыми лучше вообще не связываться даже магам, – зимницы на первый взгляд незлобливые и безмятежные, но что может быть страшнее, чем затишье перед надвигающейся метелью? К тому же слишком долгая память у тех ши-дани, что скользят средь заснеженных полей в зверином облике, кому метель служит великолепным плащом, а лед и снег – украшениями в зимней короне. С них станется прийти холодной февральской ночью, когда страшные морозы сменяются нескончаемой вьюгой, и оставить обидчиков без скота, окружить дом глубокими сугробами, не давая выйти даже за дровами. Тут уж лишь на холодное железо уповать остается, да на травяные сборы, что были куплены на ярмарке у заезжего знахаря. С другой стороны – кто как не суровые зимние ши-дани оберегают Алгорские холмы и прилегающие земли от нашествия Сумерек? Именно они в свое время встали живым заслоном, близко не подпуская к Холмам сумеречных тварей, когда те выбрались в мир людей, магией, звериной силой и ловкостью удерживая чудовищ на границе «фейских» земель. И продержались почти две недели, покуда Конклав не заточил виновника прорыва Сумерек и не пришел на подмогу ши-дани. Когда беда отступила, люди сняли с себя серебряные украшения, собрали с окрестных сел, чьи дома защитили величественные зимники, серебряные монеты, даже из самого Вортигерна привезли фамильное столовое серебро и посуду – и в солнечный день отнесли подношение на вершину одного из четырех Алгорских холмов, обращенного к северу, да и оставили богатства без малейшего сожаления. Сказывают, пропало серебро, осталось в дар чудесным зверям, а зима в тот год выдалась изумительно мягкая, обойдя и стужей, и буранами, и голодом охраняемые Алгорскими холмами земли.