Решение номер три - Владимир Михайлов

– Это он рассказал вам, как изучал наюгиру дома?

– Это моё умозаключение. Ваш коллега не мог мне рассказать этого: ведь тогда я ещё не владел терраной.

– Ну, а после того, как вы уже заговорили? Неужели вы больше не встречались с ним?

Ректор лишь отрицательно покачал головой.

– Но почему? Разве не интересно было бы…

Ректор жестом прервал Кромина, чтобы сказать:

– Это было невозможно.

– А когда сможем увидеться с ним мы?

Ректор совсем по-земному пожал плечами:

– Это будет очень нелегко. Видите ли, в вашем мире вы, быть может, и равны; но у нас он принадлежит к донорам знаний, вы же – к воспринимающим. А по нашим установлениям, общение между теми и другими может быть только на деловой основе – но вам ведь не нужно, чтобы ваш коллега преподавал вам террану?

– Опять традиции, – пробормотал Изольд. Ректор услышал.

– Если угодно, да. Однако время нашего завтрака истекло. Благодарю вас за весьма приятное общество. Гуляйте, наслаждайтесь пейзажами. Когда захотите вернуться в ваши помещения – затруднений не будет: снаружи двери открываются самым простым образом. Нажмёте на пластинку – и вы дома. Но пока побудьте здесь: к вам придут, чтобы пригласить к докторам. Скоро.

Он коротко поклонился и, чётко ступая, направился к выходу.

Уже вдогонку ему Кромин послал последний вопрос:

– А что говорили нам наши преподаватели, когда прощались?

Ректор обернулся на ходу:

– То было одно из основных правил нашего мира.

– Какое же?

– Каждый имеет право убивать и быть убитым.

– Надеюсь, – проговорил Изольд, слегка нервничая, – это имеет отношение только к вашим гражданам?

– Гражданами Наюгиры являются все, находящиеся на её поверхности. Так что не беспокойтесь: ваши права защищены законом точно так же, как, например, мои.

Сказав это, ректор скрылся в коридоре.

Кромин даже не попытался спросить его, каким образом можно будет открыть дверь изнутри – если такое взбредёт в голову. Не было нужды: он успел уже понять, как это проще всего сделать. Это – к вопросу о пользе дверных порогов.

* * *

Врачебный осмотр они прошли быстро и без лишней суеты. Прежде всего им наголо обрили головы; Изольд, у которого волос оставалось не так уж много, и он потому ими дорожил, выразил словесный протест – его, естественно, не поняли: медикам террана, видимо, тоже была ни к чему. Кромин посоветовал не противиться: в конце концов, если они приехали сюда за знаниями, то цепляться за свою причёску вряд ли имело смысл: цена явно не самая высокая. Изольд вздохнул и лишь грустно смотрел на сбритые пряди. Сам Кромин ничего против не имел: у него волос имелось в достатке, и он знал, что новые вырастут ещё гуще. Лишь бы голова оставалась на месте.

Что же касалось собственно осмотра, то Кромину показалось, что был он достаточно поверхностным: ничего не брали на анализ, зато воспользовались множеством датчиков, чьи показатели, видимо, суммировались в компьютере – но возникавшие на дисплее символы терранам ничего не говорили. Врачи обменивались краткими репликами – то была, разумеется, по-прежнему непонятная наюгира. Потом испытатели и испытуемые перешли в другой кабинет, там аппаратура не походила на первую, датчики тоже выглядели по-другому, похоже, каждый из них не просто снимал токи, но тут же и пропускал их через встроенный микрокомпьютер; а впрочем, это лишь догадки были, основанные на терранских аналогиях, – на самом же деле назначение маленьких матовых полушарий, накрепко присасывавшихся к голове, могло быть и совершенно иным.

Закончив налеплять датчики, обоим терранам на головы надели мягкие обручи с небольшими экранами, располагавшимися прямо напротив глаз. Потом приборы загудели, приняв нагрузку. Кромин…

…Кромин открыл глаза, глубоко вздохнул. Несколько секунд соображал – где он и почему. А, да, осмотр. Всё там же, в кабинете. На почти горизонтальном кресле. Экрана больше не было, как и датчиков. Ощущения? Лёгкая усталость, даже приятная, как после… ну да, после этого самого. Пульс в норме. Время? Он справился у своих внутренних часов. Ерунда какая-то. Не мог же он просидеть тут без малого сутки. Кромин слегка повернул голову; на соседнем кресле Изольд сидел и тоже хлопал глазами, пытаясь прийти в себя. У Кромина подкорка показывала, что времени было – на два часа меньше, чем когда начался осмотр. Ага; значит, они и в подкорку залезли и перевели мои часы на местное время – тогда всё понятно. Лихо работают. Теперь следовало вести себя так, как поступает человек, вернувшийся с прогулки домой и обнаруживший, что дверь дома открыта настежь – хотя ключи всё время были у него в кармане, и комплект их был единственным, пальцы с папиллярными линиями и радужку глаза тоже никто вроде бы не заимствовал – и тем не менее… Остаётся только проходить комнату за комнатой, вспоминая, что где стояло и где лежало и велик ли недочёт. Так он и сделал. Нет, ничего не вынесли. Хотя и трогали: кое-что смещено. Ну, а сейф им удалось найти и вскрыть? Кромин сосредоточился. Нашли. Но вскрыть не удалось. И на том спасибо. И однако уже то, что они это хранилище обнаружили, обещает некоторые осложнения. Ну, ладно. Вроде бы все процедуры закончились?

Он оторвал спину от кресла, уселся, потом спустил ноги на пол; манжеты, которыми он был пристёгнут к подлокотникам и подножке, кто-то уже позаботился расстегнуть. На его движения никто не обратил внимания, не попытался помешать. Все врачи – участники осмотра собрались вокруг компьютера и – судя по интонациям – довольно круто спорили, тыкая пальцами в символы на дисплее, кривые разной пологости и разноцветные пятна. Вывод из этого пока можно было сделать только один: наюгира оставалась для Кромина – и Изольда тоже – закрытой книгой, да и вообще ничего нового ни в памяти, ни в сознании своём Кромин не обнаружил. Значит, – заключил он, – вложить в него ничего не вложили; что же тогда: скопировали нечто? Может быть – но там всё в порядке. Скорее всего – просто, так сказать, унавозили почву для посева, который ещё предстоял. Это, однако, не могло пройти бесследно: если что-то изменилось в Кромине, он обязан это почувствовать, он достаточно хорошо владел и телом своим, и сознанием. И он занялся инвентаризацией, пока врачи всё спорили, причём то один, то другой искоса поглядывали на него жёлтыми наюгирскими глазами.

Нет, не вложили и не забрали; что же тогда? Кое-что немного перестроили. В этом Кромин убедился очень быстро. Сейчас – очнувшись – он чувствовал себя в кабинете совсем не так, как перед началом осмотра. Тогда – с опаской воспринимал окружающее, сейчас – очень доброжелательно, это относилось и к помещению, и к врачам, и ко всей этой аппаратуре, и – шире – ко всем тем наюгирам, с которыми пришлось здесь встретиться, к ректору в первую очередь, а что касается преподавателей, то к ним он сейчас испытывал чуть ли не какую-то нежность, без малого, как к братьям родным. Да и ко всей Наюгире: прекрасная планета, чудесный мир, исключительным везением надо считать то, что ему удалось попасть сюда. А уж как только он овладеет здешним языком – почувствует себя наверняка совершенно счастливым!.. Вот какое настроение владело им сейчас, он и в самом деле так чувствовал – и в то же время как бы наблюдал всё это со стороны, из глубины самого себя, из укромного уголка, где нормальный, здравый, рабочий взгляд на мир сохранился в первозданном виде. Сейф оказался надёжным, ничего не скажешь. Но вести себя сейчас следовало естественно, то есть – повиноваться чувствам, симпатиям, желаниям, стремиться к овладению языком и всеми другими знаниями, которые им намерены здесь дать.