Книги онлайн и без регистрации » Фэнтези » Период распада - Александр Афанасьев

Период распада - Александр Афанасьев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 92
Перейти на страницу:

Отец рванул с места, вырулил со двора в проулок…

— Гагик, смотри по сторонам… Бак полный…

Полный бак — это удивительно. Должны были слить — для бутылок с «коктейлем Молотова» и просто — для поджогов. Видимо, за кем-то погнались, кто ехал в этой машине, — и забыли про саму машину.

Проулок. Еще один. Отец избегал основных улиц, они примерно знали, в каких кварталах могли быть погромщики, и ехали сейчас в противоположную сторону. Мертво щерясь темными провалами окон, город провожал их, бегущих от беды…

Не удалось…

Толпа была сразу за поворотом — за ревом мотора отец вовремя не услышал их. Человек сто, некоторые с факелами, все — с арматурой. Факелы давали слабый, неверный, неспособный разогнать сгустившуюся тьму свет, и в качающихся отблесках пламени можно было разглядеть поистине страшные вещи.

Опьяневшие от анаши и крови бесы развлекались как хотели. Чуть в стороне уткнулась бампером в ствол дерева разбитая белая «Волга», на капоте ее, под одобрительные крики сородичей один из бесов терзал женщину. Вторая группа скопилась около кювета — там несколько бесов, окружив лежащих на асфальте людей, видимо, остальных, кто не сумел проехать и был вытащен из «Волги», — с размаха тыкали в них лезвиями штыковых лопат. От выпитого, от анаши, от крови их колыхало, они что-то орали, матерились на своем языке, сильных ударов не получалось — но они били и били, сменяя один другого, медленно и мучительно добивая тех, кто еще несколько дней назад жил бок о бок с ними. И все это действо, инфернальное по сути своей: качающийся свет факелов, мелькающие тени бесов, их звериный танец с лопатами, исполненный ненависти и нечеловеческой, звериной злобы регот, терзаемая женщина на капоте «Волги», запах гари — было не чем иным, как вырвавшимся наружу и мгновенно воцарившимся на земле и в людских душах адом.

Проехать не удалось — истошный крик рванул в переулке подобно брошенной в толпу осколочной гранате.

— Армяне едут!

Небритые озлобленные хари сунулись к машине, открыли бы двери, если бы отец не заставил всех опустить блокировочные шпеньки.

— Выходи, армян! Разбираться будем!

— Погоди! — кто-то протолкался к двери, растолкав остальных, видимо, один из организаторов. — Ты армян?

— Русский! — грубо ответил отец, добавив матерным: — Не видишь, что ли!

— Армян он!

— Вуруб эз![7]

Грязные, жадные руки сунулись в салон машины к сжавшейся в комок на заднем сиденье шестилетней Лейле, мать с визгом оттолкнула их. Нелюди через разбитые стекла лезли в салон.

— Скажи «фынды»!

— Фынды! — повторил отец. Они говорили в доме по-русски, и поэтому он мог легко выговорить это слово, которое армянин не смог бы произнести.

— Еще раз!

— Фынды!!! — заорал отец.

— Да врет он!

— Харэ, это русский!

— Значит, так, Иван, — организатор коротким тычком под ребра отогнал кого-то, он был трезв как стеклышко, — мы русских не трогаем, мы только армян убиваем. Если увидишь кого из наших — дай три гудка и тихонечко подъезжай. Тогда не тронут тебя. Давай, езжай отсюда, русский.

А рядом, от машины рукой подать, в неверном свете факелов бесы продолжали свой кровавый танец.

Потом скажут, что в городе были Внутренние войска все это время. Да, они были. Но не вмешивались. Непонятно почему.

Тихонько плакали на заднем сиденье: плакала Лейла, всхлипывала мать — и «Москвич» уносил их дальше во тьму. В городе больше не было власти — пустые улицы, затаившиеся в страхе дома. Те, кто мог бежать отсюда, бежать от наступающей на город тьмы, уже сделали это. Они были одними из последних.

Милицейский блокпост они встретили на самой окраине города, он не перекрывал дорогу — просто две машины, гаишная юркая канарейка «Жигули-2102» и солидный угловатый «УАЗ». Несколько милиционеров стояли рядом с машинами, кто-то в милицейской форме, двое — в форме Внутренних войск, они выделялись белыми, хорошо видимыми в темноте касками, похожими на пожарные. Один из них, увидев катящийся навстречу «Москвич», в котором не было ни единого целого стекла, шагнул вперед, махнул светящейся палкой.

И отец свернул на обочину. Он просто не мог поступить иначе, ведь это были представители власти, представители порядка, представители государства.

Один из милиционеров, не тот, что махнул жезлом, не спеша, вразвалочку направился к остановившейся машине.

— Документы, — не представляясь, потребовал он.

— Товарищ милиционер, это не наша машина, мы от погрома бежим… — сорвавшись от волнения на армянский, зачастил отец и вдруг, в жутком проблеске осознания своей ошибки изо всех сил толкнул сидящего рядом с ним Гагика в бок.

— Беги!!!

Гагика спасло только то, что он играл тем самым шпеньком, что блокирует дверь, — и в этот момент шпенек оказался открытым. Охнув, ничего не понимающий Гагик вывалился на обочину за долю секунды до того, как длинная автоматная очередь по салону перерезала пополам отца.

— Держи пацана!

Перепрыгнув кювет, Гагик махнул в темноту. Над самой головой, обдавая своим смертоносным дыханием, прошла пущенная веером с дороги автоматная очередь, потом еще одна врезалась в землю левее, заставив мигом осиротевшего армянского пацана скакнуть вправо, как заяц. Менты не пошли искать его — темно, да и на дороге есть другие, более интересные дела. А тот, кто когда-то был сумгаитским пацаном Гагиком, пионером и боксером, слепо бежал напролом через темноту, не зная, кто он, куда он бежит и зачем. Единственное, чего он смертельно боялся сейчас — смерти он уже не боялся, — это оглянуться. Оглядываться назад было нельзя.

За ночь и начало следующего дня он пробежал без остановки, без дороги больше пятидесяти километров, прежде чем вышел к своим, к армянам. Семья по фамилии Бабаян приютила его — потом, когда пришла пора получать документы, он назвал эту фамилию и стал Гагиком Бабаяном, жителем Нагорно-Карабахской, никем не признанной и уже находившейся в огне необъявленной войны республики.

Потом, много лет спустя, уже будучи офицером Министерства национальной безопасности[8]Армении, полковник Бабаян узнал, что стало с его семьей. Вошедшие в город на усмирение солдаты воздушно-десантных войск при прочесывании местности нашли на окраине Сумгаита простреленный, с залитым кровью салоном, небрежно спихнутый в кювет старенький «Москвич». Чуть в стороне, в канаве, нашли большую, воняющую горелым мясом кучу. Это не было человеческими останками, это было именно кучей, когда непонятно, кому принадлежат эти останки и даже сколько людей нашли здесь свою смерть. Желая преуменьшить масштабы трагедии, руководство Азербайджанской ССР приказывало развозить найденные трупы по всем моргам республики, там регистрировать их как неопознанные и, если в течение нескольких дней труп никто не опознавал и не востребовал, его так и хоронили в общей могиле, как неопознанного — тихо и быстро. Даже по самым скромным подсчетам тогда в Сумгаите за три дня убили более сотни армян, некоторые семьи вырезали подчистую. Погибло бы еще больше — если бы не сохранившие человеческий облик азербайджанцы, прячущие в своих квартирах армянские семьи от озверевших от крови и анаши сородичей. Среди погибших была и родная семья Гагика Бабаяна — отец Армен, мать Нина и сестра Лейла.

1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 92
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?