Скажи герцогу "да" - Киран Крамер

— Мог и поторопиться — ведь я тебя зову, — проворчал герцог без раздражения, но с чувством неоспоримого превосходства.

— Виноват, ваша светлость, — из‑за непогоды старое ранение в ногу дает себя знать.

Это не было извинением, да и никаких признаков наличия ранения тоже не было. О нет! Крепкий, как скала, он ни разу не пошатнулся, пока они целовались, да и удар коленом с пощечиной не нанесли ему никакого ущерба.

— Как сказала леди Дженис, ты поставил ее в известность о состоянии здоровья герцогини Холси, моей горячо любимой бабушки… — В его тоне не слышалось обвинения, но что‑то все же было…

Едва сдерживаемая злоба. Вот что это было. Герцогу наверняка потребовалась вся его воля, чтобы не сорваться, он еле сдерживал себя, поняла Дженис и затаила дыхание.

— Да, ваша светлость, — спокойно ответил грум.

Дженис порадовалась за Люка Каллахана, будто тот достойно завершил партию в шахматы с не менее искусным, чем он, противником.

— Ты вообще не должен разговаривать с молодыми леди. — Холси оставался по‑прежнему холоден и сдержан, но напряженные складки вокруг рта противоречили его тону, заставляя сердце Дженис биться чаще.

— У их кареты отвалилось колесо, и кучеру понадобилась помощь. Естественно, я спросил, как они оказались в поместье и с какой целью пожаловали. Это был вопрос безопасности, заботу о которой вы сами вменили мне в обязанность.

«Да, так и было, — мысленно подтвердила Дженис. — Он сказал, что выполняет приказ герцога оберегать неприкосновенность поместья».

— Здесь решения принимаю я! — Выдержка, казалось, изменила герцогу. — Какая бы карета ни подъехала к этим воротам, ей надлежит дать возможность свободно проследовать к дому, а все расспросы предоставить мне. Ты что, и раньше допрашивал посетителей?

— Никогда, ваша светлость, — ответил грум.

Это была явная ложь, и Дженис удивленно моргнула. Он сам говорил, что делал это всегда, что это его работа.

Герцог смерил его надменным взглядом, но лицо Каллахана не выразило ни единой эмоции.

— Если позволишь еще раз нечто подобное, пристрелю. Я не сделал этого прямо сейчас, чтобы не огорчать леди. А теперь убирайся чистить лестницу от снега. И поживее. — Наконец‑то в его голосе просквозило раздражение.

— Как прикажете, ваша светлость. — Каллахан спокойно развернулся и отправился выполнять что велено.

Дженис пришла в замешательство.

Мистер Каллахан явно выиграл эту партию.

Это было полностью лишено смысла, но он каким‑то образом сумел обставить герцога в игре, которая никогда не могла состояться. Дженис даже не была уверена, что его светлость осознал свой проигрыш.

Ровный стук сапог по камню и четкая уверенность движений мистера Каллахана — ну разве не мог грум хотя бы притвориться, что у него болит нога? — только усилили возникшее у нее чувство, что он из любой ситуации выходит победителем.

И все же как слуга, выполняющий черную работу, может быть более привлекательным, чем герцог?

«Он всего лишь грум», — твердила себе как мантру Дженис, но тут же вспомнила, как, будучи подростком, сама помогала торговать в лавке.

«Так навсегда и останешься торговкой, дурочка, если не перестанешь глазеть на слугу», — в который раз мысленно пыталась себя образумить девушка.

Наконец настал момент, когда мистер Каллахан закончил работу и решительным шагом спустился с крыльца. Приняв свободную позу, даже без намека на недовольство или какое‑то другое чувство, он сказал:

— Все сделано, ваша светлость.

«Господи, он скала, а не человек!» — с отчаянием подумала Дженис и, помоги ей Бог… не могла отвести от него глаз.

И все‑таки пришлось, когда несколькими секундами позже она прошла мимо него. Хотя снег ледяными иглами впивался ей в щеки, девушка даже на расстоянии ощутила исходивший от грума жар, обжигающий взгляд. Смотреть на него было бы неприлично. Целовать — тоже было неприлично, но что сделано, то сделано. С этого момента она твердо вознамерилась вести себя надлежащим образом. Так, как подобает истинной леди.

Но когда Дженис осторожно поднималась по тщательно вычищенной лестнице к парадной двери — наконец‑то! — вместе с герцогом и его неприметными друзьями, следовавшими позади, как и его собаки, ее охватила странная тоска. Тем более странная, если учесть, что ей очень повезло находиться в обществе его светлости. Но ей почему‑то страшно хотелось, чтобы вместо герцога по лестнице ее сопровождал дерзкий непредсказуемый грум.

Что: изнеможение или безрассудство — породило в ее голове такие глупые мысли? Вряд ли в Лондоне найдется женщина, которая не захотела бы сейчас оказаться на ее месте. Герцог крепко держал ее за руку и устрашающе близко стоял. Из‑под теплого пальто были видны мощные икры его ног, плоский, как стиральная доска, живот… Мужчина в самом расцвете сил и… не женат.

Дженис оглянулась еще раз через правое плечо на мистера Каллахана, и ее сердце замерло, пропустив один удар. Грум стоял, гордо выпрямившись, и пристально наблюдал за ней. Губы его были сжаты: сурово, даже угрожающе, как будто он намеревался кого‑то жестоко поколотить и даже изувечить. И все же, когда их взгляды встретились, в глубине его глаз Дженис заметила еле скрытые смешливые искорки и страшно разозлилась. И этот мужчина жадно упивался ее губами, словно лакомился сладчайшим десертом? Бесстыдно обшаривал ее тело горячим знойным взглядом?

Да какое право имеет этот дикарь смеяться над ней?

Но телу не прикажешь: несмотря ни на что, Дженис желала его, этого невозможного мужчину.

Наконец‑то появился дворецкий и широко распахнул дверь, приглашая войти. Дженис никогда не была так счастлива, попадая с улицы в помещение. Герцог и его друзья вошли вслед за ней, а за ними собаки. Когда дверь наконец закрылась, оставив нахального грума снаружи, девушка вздохнула с облегчением. Теперь можно было сосредоточиться на цели этого визита, а заодно и на том, что он, к сожалению, будет более коротким, чем ей бы хотелось.

У нее сразу же испортилось настроение, и она знала причину: как только дороги очистятся, ее немедленно отошлют в Лондон.

Но по крайней мере сейчас ей тепло. И каким‑то образом разностильное внутреннее убранство дома, поблекшее, но все еще величественное — от рыцарских доспехов в углу до высоких напольных часов, размеренно тикающих у подножия лестницы, и старинной вешалки для шляп, — сказало ей о многом. Дом выглядел как родовое гнездо многих поколений герцогов в благороднейшем аристократическом смысле этого понятия. При создании его облика заботились явно не только о роскоши и великолепии, отдавая предпочтение сути и содержанию.

Возможно, таков и Холси — Дженис очень надеялась на это и готова была простить ему самомнение и чванство там, на снегу, как и очевидное безразличие к ней. Чему же герцог отдает предпочтение? Что касается отсутствия у него интереса к ней, наверное, он поступает мудро, стараясь сохранять дистанцию. По всему, что ему известно, она — как и все остальные женщины, появлявшиеся в Холси‑Хаусе, — просто охотница и если станет действовать согласно пожеланиям родителей, он окажется прав.