Фантом ручной сборки - Галина Куликова

— Чевой-то ты ревешь? Чевой-то случилось?

— Эх! — воскликнула Инга, протискиваясь мимо негов подъезд. И повторила свою присказку:

— Сначала шеф с пивом, потом ребенок с милиционером,теперь — по башке тарелкой…

Когда она ушла, Лаврентий некоторое время изумленно смотрелна дверь, потом икнул и задумчиво пробормотал:

— Шеф с пивом… Съели они его, что ли?

Инга тем временем вернулась домой, стащила с себя плащ ипрямо в одежде забралась под одеяло. Даже света не включила. Еще немногопоплакала в подушку и крепко заснула, попытавшись утешиться тем, что завтра всевстанет на свои места.

Однако ее надежды не оправдались, а все сделалось хужепрежнего. Таисия приехала помогать накрывать на стол и сразу испортила Ингенастроение. Григорьев Таисии категорически не понравился. Они сели втроем питьна кухне чай, и Таисия устроила ему форменный допрос. Поэтому, когда зазвонилтелефон, он с радостью схватил трубку и погрузился в разговор. А подруганаклонилась к Инге и сказала:

— Я чувствую себя человеком, который стоит возлеоткрытого люка и предупреждает прохожих: «Осторожно, тут яма!» Но они неслушают и с идиотскими улыбочками на лице продолжают один за другимпроваливаться под землю.

— Что? — рассеянно переспросила Инга.

— Зачем тебе замуж? — рявкнула Таисия ей вухо. — Пользуйся этим типом в свое удовольствие! К чему тебе его фамилия ивредные привычки? Запомни: тебе придется мыть тарелки, из которых он станетесть, и стирать его грязное барахло. Не ходи с ним под венец! Как только онпоймет, что ты — его собственность, он превратится в собаку.

— В какую собаку?! — ошалело переспросила Инга, несразу въехав в то, что говорит Таисия.

— Ну если не в собаку, то в свинью. Он с ногами влезетв твою жизнь и натопчет в ней так, что тебе придется делать генеральную уборку.

Григорьев, который понятия не имел о перспективах,нарисованных Таисией, положил трубку и, поглядев на часы, широко улыбнулся:

— Мне пора на вокзал!

А когда он привез тетку Анфису, Инга мгновенно поняла, что сэтой дамой надо держать ухо востро. Невысокая, тощенькая, с нарумяненнымищечками и шустрыми бесцветными глазками, она шныряла по квартире и всеинспектировала.

— Сколько я дома-то не была! Три года, ужас! Столик мойродной! И тарелочки знакомые! Надо же, целенькие, а я думала — разобьете.

Сказать по правде, ее столик Инге совсем не нравился. Отбелоснежной скатерти веяло чем-то операционно-ресторанным, бокалы на короткихгрибных ножках по-мещански основательно окопались возле тарелок — такихтяжелых, что их, пожалуй, даже нельзя было разбить о стену. Она бы судовольствием принесла сюда что-нибудь свое — воздушное, тонкое, — ноГригорьев не разрешил.

Вскоре собрались гости.

— Господи! — продолжала причитать Анфиса, —как дома-то хорошо! Как я соскучилась!

Таисия немедленно сделала кислую физиономию и шепнула Инге:

— Может, она решила вернуться насовсем? А Григорьева —фьють! — выселить обратно в его Братеево?

Анфиса между тем с пристрастием допросила Ингу и потребовалазаверений в том, что ее любимый Борик обязательно будет с ней счастлив. Затемобернулась к Таисии.

Подруга Инги была высокой, стройной и шикарной. От ее улыбкизапросто могло захватить дух у какого-нибудь принца крови. В широкорасставленных глазах — ни тени разочарования жизнью, что само по себе казалосьудивительным, если учесть пережитые ею невзгоды.

— Наверное, вас пригласили специально, чтобы свести соСтасом, — заявила Анфиса, окинув ее критическим взглядом. — Он любитволочиться за всякими финтифлюшками.

Таисия ухмыльнулась и предпочла промолчать, а Стас Еремин, окотором шла речь, немедленно спрятался в кухне. Он дружил с Григорьевым еще синститутских времен и сам напросился на день рождения. Это был подвижный тип счерной шапкой волос и богатейшей мимикой. Лицо его постоянно менялось, а улыбкапоражала шириной и зубастостью. Особо впечатлительные женщины считали, что онпохож на Челентано.

Анфиса настигла его в кухне возле холодильника и кинуласьобнимать. Поскольку Стас не выказал особой радости, она ткнула его кулачком всолнечное сплетение и воскликнула:

— Неужели все еще дуешься из-за своей Чахоткиной?

Щеки Стаса немедленно превратились в два красных семафора, ион запальчиво ответил:

— Ее фамилия Сухоткина, Я был в нее по-настоящемувлюблен.

— Не выдумывай, — отрезала Анфиса. — Ктовлюбляется по-настоящему в двадцать лет?

— Я влюбился по-настоящему! — уперся Стас.

Потом наклонил голову, словно бык, примеривающийся кпикадору, и, начисто позабыв про то, что у Анфисы день рождения, выложил ейвсе, что он думает о самоуверенных дамочках, которые любят совать нос не в своедело.

Теперь, когда виновницы торжества не стало, этудушераздирающую сцену припомнила Таисия.

— Чем не мотив для убийства? — Она в упорпоглядела на первого подозреваемого. — Молодой человек приводит своюдевушку в гости к другу и тетка этого друга в один миг разрушает его счастье.Полагаю, вы так и не простили Анфисе ее бесцеремонную выходку.

— А что за выходка? — спросил Илья Хомутов, мужНади. — Я ничего не знаю.

Желание оправдаться волной нахлынуло на Стаса.

— Она… — захлебнулся бедняга. — Она.., сказалаСухоткиной, что со мной нельзя иметь дела, потому что я закладываю за воротниккаждый день.

— Кажется, ты в тот вечер действительно напился, —пробормотал Григорьев.

— Светка решила, что я законченный алкоголик! И ушла отменя к Лешке Зотову. А это, может, была женщина моей жизни!

— Мы сейчас говорим об убийстве, — напомнилаНадя. — И если это та Сухоткина, о которой я думаю, то убийство здесьисключается. Из-за таких не убивают.

— Я бы убил! — воскликнул Стас и тут же опомнился:

— Но я этого не делал.

— Да никто ее не убивал, — устало махнула рукойзареванная Марфа Верлецкая.

Она явилась на день рождения любимой подруги прямо со своейпасеки. Роста Марфа была невеликого, однако находилась в тяжелом весе. Круглоелицо с носиком-пуговкой и двумя подбородками, складчатый, словно у гусеницы,живот и кисти рук, напоминающие туго набитые игольницы.

По закону подлости в гости она пришла не одна, а сплемянником и его противной невестой Вероникой. Увидев их, Инга хотела залезтьпод стол, но не успела.

— Здрасьте, — оказал ей Верлецкий. По его глазамбыло ясно, что он ее не узнал.

Костюм не шел этому типу абсолютно. Он в нем выглядел какмелкий аферист, который увел у кого-то шикарную вещь, но совершенно не умеет ееносить. Галстук был повязан кое-как, а ботинки непозволительно сверкали.