Дверь в стене тоннеля - Николай Черкашин

Еще раз отыскав взглядом фигурки неудачливых охотников, он ринулся в противоположную сторону – в лабиринт складских заборов и подъездных железнодорожных путей. В пустом товарном вагоне пересчитал пачку. Слава богу, не «кукла». Почти новые «франклины» девяностого года.

Он вышел к бывшему Дворцу водного спорта, а теперь дельфинарию и позвонил из фойе.

– Карина? Я все получил. Спасибо. Спустись на третий этаж, там в пожарном шкафу ключ от почтового ящика. Прямо в кране, завернут в конфетный фантик. Ключиком откроешь в подъезде почтовый ящик для заявок. Там найдешь то, что обещал. И… завязывай с этим делом!

Она молча швырнула трубку.

«Разожми зубы, гад! Дыши ровнее, ритмичнее… Ты же сейчас инфаркт схватишь! – командовал сам себе Еремеев, прислушиваясь к рывкам ноющего сердца. – Расслабься! Согрей лицо ладонями… Так. Чего распсиховался? Все как надо. Все прекрасно. Просто замечательно! Вон на подоконнике пачка “капусты” – тридцать тысяч долларов – пропуск в новую жизнь. Жизнь без нервотрепки, без будильников и начальства, без просьб отстегнуть до зарплаты десять “штучек”. Живи не хочу. Плыви, лети, кати на все четыре стороны. Свобода, бля, свобода, бля, свобода… Так, теперь, кажется, поется?

Свобода… А ведь в самом деле – свободен».

Расслаблены мышцы лица и тела. Сердце бьется ровно, ритмично, замедленно…

«Перенервничал, конечно, с этой чертовой “зеленью”. Нервы ни к черту…

Главное, определить причину стресса – и тогда отпустит… Вот уже отпускает…

Мое сердце бьется спокойно и ровно…

Операцию провел на пять баллов. Все было продумано и проведено четко. Объявляю вам благодарность, капитан Еремеев. Вот только девчонку жалко. Уберут. Засветилась. Тридцать тысяч не пожалели, но ее спасли… Уберут – факт. Красивая. Жалко. Наверное, и сама не знала, что так быстро все для нее кончится. Сама виновата. Деньги больше жизни любила. Глупая. Двадцать лет. Девчонка еще. Уберут. И очень скоро. Может быть, даже этой ночью».

Еремеев встал и прошел на кухню за валокордином, хранившемся в холодильнике. Сердце не на шутку расходилось.

Дурак. Спать ложиться надо вовремя. Курить бросить. Нормально жить и питаться.

Губы слегка обожгло пряной хвоей… Присел на подоконник. Окно на двадцатом этаже не горело. Может, уже прикончили?

Рука потянулась к телефону.

«Не делай глупости!..

Только проверю – жива или нет?

Наверняка жива. А свет не горит, потому что уже второй час.

Но по “ящику” сейчас забойный фильм. Вон у соседей окна болотными огоньками синеют. Пол-Москвы смотрит.

А она спит.

С кем?

С тем, кто ее прикончит.

Жалко девку.

Хороша Маша…

С моей подачи прикончат…

А она своим зельем скольких изувечила, в могилу свела?

Не ведала, что творит.

Незнание закона не освобождает от ответственности. Да и знала же, что не сахарную пудру перевозит. Все! Конец дискуссии. Спать!»

Но палец сам набрал цифры запомнившегося номера. Номера машин и телефонов Еремеев научился заучивать еще на флоте – по особой мнемосхеме. Намертво.

В трубке пипикнуло, затем завыли долгие гудки.

«Ну конечно же телефон с определителем.

Говорить не буду. Только послушаю – жива или нет».

– Алло! – откликнулся недовольно сонный женский голос.

«Она?»

– Прошу прощения за поздний звонок. Но это я…

– Мы, кажется, рассчитались?

– Да, все точно. Спасибо!

– Так в чем дело?

– В вас… – и тут же перешел на ты. – Тебе твои шефы не простят засветки. Ты это понимаешь?

Трубка промолчала и резко выпалила:

– А тебе какое дело?

– Молодая. Красивая. Жалко.

– Жалко у пчелки. Шел бы ты, заботливый!..

– Я-то уйду. Но ты крепко подумай. И еще одно. Не напрягай зря своих ребят. Они и так устали.

– Это насчет чего?

– Насчет телефонного номера, который сейчас на твоем табло светится. Звоню от случайных людей. Через четверть часа меня здесь не будет. Спокойной ночи, малышка!

Она швырнула трубку. Он – тоже.

Дурак! Узнать по телефонному номеру адрес дело пятнадцати минут. Тридцать минут на дорогу. Через сорок-полста минут могут заявиться… Питон чувствительный! Мягкое у тебя сердце, Еремеев, как валенок. Он натянул джинсы, свитер, достал из-под подушки пистолет и сунул в карман кожаной куртки.

«Ваше решение?!»

Он глянул на часы: светящиеся стрелки сжимали цифру «два». В роковые минуты внутренний голос переходил на язык приказа. Срабатывала генетика четырех офицерских поколений.

«Докладываю решение: ставлю “маячок” и покидаю квартиру с “тревожным” чемоданчиком. Веду из укрытия наружное наблюдение за подъезжающими к подъезду машинами. С началом движения электричек убываю в Хотьково и живу у Тимофеева до принятия дальнейших решений…»

«Тревожный» чемоданчик, с которым он несся когда-то по боевой тревоге из дома на подводную лодку (смена белья, бритвенный прибор, флакон одеколона, карманная фляжечка с коньяком и карманного же формата томик Гумилева) хранил ныне совсем другие вещи: свежую тельняшку, кортик, «звезду шерифа» за автономку (вырезал аппендикс у боцмана под водой в Средиземном море) и «звездочку» за Афган (за десять рейдов в горы со спецназом), пару потрепанных полевых погон, с которыми вернулся из Кандагара, резной кедровый складенец Соловецкого монастыря (бабушкин подарок), семейный фотоальбомчик, две запасные обоймы к пистолету, диплом, орденские книжки.

Осмотрев комнату, он снял со стены старинный сифонный барометр, память об отце, и, упаковав его в рекламную газету «Экстра М», забивавшую каждое утро почтовый ящик наглухо, уложил реликвию поверх всех вещей. Все? Ах да – пакет с долларами на подоконнике… Он засунул «зелень» между карманной «шильницей» со спиртом и плиткой «аварийного» шоколада. Теперь все. Увесистый, однако, чемодан.

Телефонный звонок взрезал полуночную тишину. Снял трубку:

– Кто там?

– Это я, – раздался ее голос.

– Номер проверяешь? Определитель не врет. Только ты меня с порога вернула. Больше тебе эти цифры не понадобятся.

– Да не нужен мне твой телефон! Я просто хочу сказать, что ты передергиваешь. Нечестно играешь…

– То есть?

– Ты же ведь сахар подсыпал вместо порошка!

– А насчет порошка у нас договора не было. Улику – самую главную – я тебе вернул. А вот насчет порошка – извини. Я эту гадость в унитаз высыпал. Зачем людей травить?