Йогиня. Моя жизнь в 23 позах йоги - Клер Дедерер

— Ого, в медовой корочке! Хорошо! — Она достала окорок из холодильника. — На какую тарелку ты его хочешь?

Мысли мои все еще были поглощены той статьей, которую нужно было переписать, но я заставила себя собраться и вручила матери большое белое блюдо. Та за минуту превратила простую ветчину из блестящего куска жирного мяса в праздничное блюдо, просто переложив ее на тарелку. И как это ей удалось?

Малышка хныкнула, и мать пулей взлетела наверх.

— О, моя крошка! — Она подхватила Люси на руки из кроватки — задача не из легких.

Худая, длинноволосая, богемного вида, моя мать была обманчиво хрупкой на вид и напоминала уменьшенную копию Ванессы Редгрейв. Но в ней была сила. Ее тщедушная фигурка скрывала мощь, незаметную на первый взгляд. Казалось, она может носить ребенка на руках часами; в доме у нее всегда царила идеальная чистота, а сад, которым она занималась сама, всегда выглядел так, будто там только что поработал ландшафтный дизайнер с командой здоровых мужиков. Она обладала силой воли, твердой, как корни дерева; порой ее было не видно, как корней под землей, но она всё равно была там: жесткая, мощная, поддерживающая все ее начинания.

С толстенной розовощекой малышкой на хрупких руках мама молнией летала по дому.

— Думаешь, обеденный стол так хорошо стоит? — спросила она. — Может, передвинем его к стене?

У матери была мания по поводу передвижения столов. Ни один стол никогда не стоял на своем месте. Это было неотъемлемой частью подготовки к вечеринке. Разумеется, как меня это ни бесило, она всегда оказывалась права. Передвинутый со старого места на новое, стол сразу оказывался в таком положении, что гости интуитивно понимали, что им делать и куда идти. Они словно освобождались от волнений стараниями моей матери, спокойно передвигались, общались проще. Типично для моей мамы. Единственное, что оставалось, — подчиниться и дать ей подмять вас под себя, по ходу двигая стол.

Я вздохнула:

— Давай передвинем. Только отнеси Люси в игровую.

Мама опустила малышку на пол и разложила вокруг нее игрушки.

— А где Ларри? — спросила я, пока мы тащили мой огромный обеденный стол через всю комнату.

— О, он сегодня работает. Придет попозже.

Ларри был бойфрендом моей матери. Уже двадцать пять лет. Хотя официально она по-прежнему была замужем за папой. Пожалуй, стоит рассказать историю с начала.

Мама с папой поженились в начале 1960-х. И расстались, когда мать встретила Ларри, который в то время был молодым хиппи. С тех пор они вместе. Мама с папой решили не разводиться: мол, так будет проще для меня и моего брата Дейва. Вот так и живут. Официально мои родители по-прежнему женаты; папа забирает почту у мамы дома, а еще они почти каждый день разговаривают по телефону. У них общие банковские счета. Я как-то рассказала об этом подруге, и та ответила: «Что ж, браки бывают разные». — «Но они же не женаты!» — возразила я. «О нет, — ответила она, — еще как женаты».

Звучит как логическая головоломка: мама с Ларри живут вместе; мама с папой женаты. И что в итоге получается? Хотелось бы сказать «сами решайте», но что тут решать? Хмм… возможно, подумаете вы. Выходит, что у моей мамы два мужа. Могу только одно ответить: может, именно столько мужей ей и нужно. Я же говорила уже: воля у нее железная. С другой стороны, может, моему папе нужна лишь половина жены.

— Ну вот! — провозгласила мама. Мы всего лишь передвинули стол, а комната совсем перестала быть похожей на мою прежнюю гостиную. Теперь она напоминала зал для праздников. — Скатерть, и все будет готово!

Мы заглянули в игровую: Люси сидела на полу перед высоченным книжным шкафом и рассматривала книги на букву «М» (наша библиотека была по-прежнему разложена по алфавиту, пережиток бездетных дней): Мопин, Митфорд, Монро. Она жевала уголок «Сказок города», когда мама кинулась к ней.

Семейные праздники — дело сложное. Мы с моими родными уже привыкли к этим сложностям, как и многие люди моего поколения. Мама, папа и Ларри засели на кухне, сюсюкая с малышкой; родители Брюса тем временем смущенно переминались с ноги на ногу. Они, очевидно, не понимали странностей моей семьи, но, как и положено норвежским фермерам, держали свои соображения при себе, поэтому конфликтов не возникало.

Мой отец, долговязый, с растрепанной шевелюрой и проницательным взглядом, мог производить поистине королевское впечатление, а мог быть и простым парнем. В пиар-конторе, которой он помогал управлять, его называли Великим, но после выхода на пенсию он всё чаще предпочитал образ простого парня. Сейчас он стоял, прислонившись к стене и сложив руки на груди, и оживленно обсуждал с Ларри ранний снегопад в горах. Папа обожал горные лыжи.

Ларри, на шестнадцать лет его моложе, был капитаном буксира. Серьезно. И он был похож на капитана буксира. Представьте себе красивого итальянского моряка с бородой и аристократическим носом. А теперь представьте, что он тихо посмеивается про себя. Вот это и будет Ларри. На нем были шлепки — обычно он не вылезал из них до самого декабря — джинсы и клетчатая рубашка.

Папа с Ларри дружили; мама способна была очаровать кого угодно. Их троица работала слаженно, как часы. Но только не для меня. В последнее время мои родители стали вызывать у меня досаду, даже раздражение. Что-то в них меня бесило, что-то необъяснимое. Теперь, когда я сама стала матерью, они постоянно меня доставали. Я разговаривала с ними резко, раздраженно вздыхая. Например, сегодня доставала бутылку белого вина из холодильника, чтобы поставить на стол, и вошел папа.

— Можно воды? — спросил он.

— Конечно. Только сам налей, — грубо ответила я, указав на шкаф, где у нас стояли стаканы.

Тут папа посмотрел так, как часто посматривал в последнее время, — с видом человека, который обиделся, но не хочет это показывать.

Вот мой братец ушел в самоволку. Он уже много лет как перестал посещать семейные сборища. Это началось, еще когда у него была своя группа — «Президенты США» — и он постоянно ездил в турне. Но мы думали, что рано или поздно он вернется в стаю. Однако этого так и не случилось — даже после того, как он ушел из группы и занялся пиаром, как отец, а потом стал директором медиакомпании. Он сторонился нас. Посылал родителям письма (а копию — мне), в которых умолял: «Не пора ли развестись? (Для бывшей рок-звезды он был довольно любезен.) Скоро мой день рождения. Хочу ваш развод в подарок!»

Он исчез из нашей жизни потому, что полностью отдавал себя жене и дочкам. Он добровольно оплел себя семейными узами крепко, словно завернулся в одеяло. Для других не осталось места. Мы общались по электронной почте, посылая друг другу маленькие весточки, в основном на тему музыки и родителей, — так наши письма и летали туда-обратно через озеро Вашингтон. Я была рада любому общению с ним.

Но когда мы собирались вместе, как сейчас, мне его не хватало.

Ларри держал Люси на руках. Та смеялась и хватала его ручками за пышную бороду, оставшуюся с хипповских времен.