Пираты - Йен Лоуренс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не Иона,- мрачно сказал Горн, поверх капитана глядя на Эбби.
Эбби хмыкнул:
– Так я тебе и поверил, Словоплет.
– Сэр,- впервые я слышал от Горна такое обращение. – Я отмечен благодатью, воистину так. Я приношу счастье, как никто другой.
– Хвастливые россказни! – кипятился Эбби.
– У меня есть доказательства.
– Во загибает-то, – не унимался пушкарь.
– Хватит! – отрезал Баттерфилд, – Мистер Эбби, вернитесь к своим обязанностям, будьте добры.
– Ка-каким обязанностям? – аж заикнулся Эбби.
– Конечно же вы можете что-то сделать.
– Я могу его затопить, – отрезвел наконец Эбби. – Отправить его на дно, где ему, собственно, и место.
– Вот и отлично.- Капитан кивнул.- Возьмите лодку и переправьте сюда тела погибших, приготовьте их к погребению и займитесь пушками. – Он повернулся к Горну. – Ну, какие там у вас доказательства?
– Идемте, я покажу.
И Горн повел нас в кубрик.
Капитан последовал за Горном, а я – за капитаном. Мы спустились с мостика, прошли на нос, спустились в кубрик. Там было еще темнее, чем в каюте капитана. Мы остановились возле таинственного сундука.
Тускло отсвечивая от проникающего через иллюминатор света, сундук стоял, зажатый входным трапом. Искусно сплетенные веревочные ручки покачивались в такт крену дрейфующей шхуны. Черепа – или шаманские кости, или что там было внутри? – отзывались постукиванием и бренчанием.
Горн полез за пазуху и вытащил ключ, висевший у него на шее на парусинной бечеве. Он опустился на колени и прогладил сундук спереди. Ключ все еще висел на шее, когда раздался звук трения дерева о дерево, и потайная защелка подалась. Горн сел на корточки и приоткрыл крышку.
– Что же у этого типа в сундуке, думают они,- произнося это, он поднял глаза, и мне стало неловко от их яркой и честной синевы. – Что, лежа в сундуке, может топить суда и притягивать их обломки, как ведьмин компас? – Он говорил, как учитель, поучающий двух нашаливших учеников.
Меня аж трясло от любопытства, эта задержка раздражала.
– Значит, что-то важное, раз хранится под замком, – бросил я нетерпеливо.
– Частная собственность, – пояснил он. – Неприкосновенность личного имущества.
С этими словами Горн откинул крышку, мы с капитаном непроизвольно согнулись над сундуком и увидели просто-напросто одежду. Аккуратно сложенные парусиновые брюки, рубаха, вроде той, что на нем, новые башмаки для выхода на берег. Горькое разочарование. Горн снял верхний слой вещей, и теперь нашему взору предстали бутылки. Не меньше дюжины бутылок, каждая из которых по горлышко погружена в толстый, мягкий шерстяной носок.
Баттерфилд захохотал. Я чувствовал на себе его насмешливый взгляд, но глаз не поднял.
Горн запустил обе руки в сундук и вынул одну бутылку. Он держал ее так же нежно, как капитан – свой секстант. Не спеша, он стянул носок – и я ахнул.
В бутылке я увидел парусник. Прекрасное трехмачтовое судно скользило, рассекая увенчанные белыми пенными гребнями волны. Оно шло на всех парусах, вырезанных из ткани и аккуратно прикрепленных к реям. Наполненные ветром нижние и верхние паруса, кливера, носовой бурун и кильватерная струя, крошечные флаги и вымпелы, развевающиеся на ветру.
Горн вытащил и другие бутылки. Я глазел на бриги и фрегаты, военные и торговые парусники, великолепно выполненные модели, мастер словно воплотил заветную мечту кораблей – вечно мчаться с попутным ветром; каждый парусник – маленький мирок.
– Это мой флот,- вдруг заявил Горн.- Во всяком случае, я на каждом из них ходил.
– Потрясающая работа, – восхитился Баттерфилд.
Горн вручил ему и мне по бутылке. В моей прорывалась через штормовое море бригантина. Играя сквозь стекло, она, казалось, подрагивала, пена срывалась с верхушек волн.
– В этих бутылках – моя жизнь. – Сказав это, Горн начал засовывать остальные бутылки обратно в носки и укладывать в сундук. – Потеряв бутылку, я потеряю все, что связано с этим судном, так мне кажется.
Я рассматривал маленькое суденышко со всех сторон, разглядывал все паруса и реи, сверху и снизу, даже через вогнутое бутылочное донышко, служившее своеобразным увеличительным стеклом. Непостижимо, как смог Горн засунуть его в бутылку через такое узкое горлышко!
– Это «Путеводная звезда», Мой первенец. – Он нежно коснулся бутылки. – Я использовал для модели стружки с ее шпангоута.
Я вспомнил Эбби. Куски парусников в сундуке у Горна. Пушкарь оказался прав – но в то же время ошибался. Горн сотворил крошечные отпрыски настоящих кораблей.
Я даже растрогался:
– Вы создали настоящих детей!
– Детей? – Он улыбнулся, голубые Глаза его сияли. – Пожалуй что детей. Только дети эти – сиротки, все до одного.
– Как? – опешил я. Горн взял у меня бутылку:
– Это все, что осталось от «Путеводной звезды». Она лежит на дне у скал Фастнета.
«Дракон» покачивался, бутылки позвякивали. Голос Горна понизился до шепота:
– И все остальные, все до одной. Их матери погибли. Одна под пушками, другая от урагана. А кто и пропал без вести.
Мы стояли и прислушивались к скрипу такелажа и шуму моря. «Дракон» качался на волнах.
– Все до одной? – недоверчиво переспросил Баттерфилд.
– Каждая из них. – Горн, казалось, сиял каким-то радостным изумлением, – И это самое странное, какое-то проклятие.
Мне вовсе не было весело. Меня окатило ледяной волной при мысли, что каждое судно, на котором побывал Горн, погибало. Когда он заботливо уложил мою бутылку вместе с остальными, я смотрел на этот открытый сундук как на отверстую могилу. Горн соорудил надгробие для всех погибших.
– Значит, Эбби прав. Вы все-таки Иона.
– Вовсе нет! – Он казался искренне удивленным.- Я – Божие благословение.
– То есть как? – пришла моя очередь удивляться.
– Какой вы непонятливый! – Его сияющие глаза остановились на мне:- Судьба распорядилась так этими судами. Мне неизвестно почему. Но ни одно из них не погибло, пока я был на борту.
Мы с капитаном переглянулись. Потом Баттерфилд показал на сундук:
– А ваша последняя жертва? Уже тут?
– Нет. Она будет следующей. Звучало жутко.
– Вы имеете в виду «Меридиан»? – спросил я.
Он нахмурился и покачал головой:
– Нет. Пакетботы не в счет. Лихтеры, шаланды, баржи не в счет. Только настоящие суда, на которых я работал, где был членом экипажа.
– Как у нас, – подвел я итог, дрожа от ужаса.