Песня светлячков - Дж. А. Редмирски

Говорила и повторю еще: ну, дура я была. Дикая, необузданная дура. Все, что можно было запутать, я запутала вконец. Проще не скажешь.

А теперь – просто чтобы вы знали: я уехала из Джорджии и от Элиаса не потому, что он мне надоел и я его разлюбила. Совсем наоборот: я уехала, поняв, как сильно его люблю. Я даже не знала, что я могу его так любить. Я никогда никого не боялась. Только Элиаса. Думаю, где-то на задворках разума я рассуждала так: если я уйду первой и оборву отношения, это будет не столь болезненно, как если Элиас уйдет от меня. Мне казалось, что я контролирую ситуацию. Этой мыслью я дурачила себя все время, пока ехала в Южную Каролину. Я перебиралась туда не одна, а со своей подругой Лиссой. Та хотела быть поближе к брату… Короче, приехав туда, я очень скоро поняла, что совершила самый крупный ляп в своей жизни.

Мне бы послушаться голоса сердца. Развернуться и ехать назад, надеясь, что Элиас меня примет и простит. Но из-за собственного идиотизма я сделала прямо противоположное и еще больше от него отдалилась. Не знаю, может, так я наказывала себя за свою грандиозную дурость. Честно, не знаю. А в результате я на целый год влетела в отношения с парнем, которого не любила и любить не собиралась.

Я пыталась жить самостоятельно, но с каждым днем все отчетливее понимала: настоящая жизнь у меня была только с Элиасом. Он и был моей жизнью. Все эти годы. С того самого дня, как восьмилетней девчонкой я встретила его возле пруда.

Я только жалела, что раньше не послушалась голоса сердца, а почему-то оттягивала и оттягивала свое возвращение.

Когда я наконец решилась, уже было слишком поздно.

У Элиаса появилась подружка и, по словам Митчелла, нашего общего друга детства, отношения у них серьезные. Элиас ее очень любит.

Тогда моя жизнь потеряла всякий смысл. Меня больше ничего не заботило и не волновало. Самоубийство обрывает жизнь сразу. А моя жизнь была самоубийством, растянутым во времени. Да, именно так. Внутри я была совершенно мертва, но об этом никто не знал. Только Элиас, окажись он рядом, понял бы, что я нацепила маску и под ней скрывается что-то уродливое и страшное, пожирающее мою душу. Но я оборвала контакты с ним. Ни разу не пыталась ему написать или позвонить. Зачем ему нужно читать или выслушивать, как мне больно, как я скучаю по нему и как он мне необходим? Я искренне хотела, чтобы он был счастлив, пусть и не со мной. Если я разрушила собственное счастье, то совесть не потеряла. Я не собиралась вторгаться в жизнь Элиаса и ломать все построенное им.

Кончилась тем, что я бросила того парня и сказала себе, что возвращаюсь к прежнему состоянию. Не надо мне отношений ни с кем. Буду, как и когда-то, гулять сама по себе. Отношения – это не для меня. Но здесь я пустилась на самообман. Устроила себе подпорки. Пожалела себя. Поменяла одного партнера на нескольких, с которыми меня связывал только секс, и больше ничего. Они не следовали один за другим. Нет, я попеременно трахалась со всеми. Называйте меня шлюхой. Пожалуйста. Можете выбрать словцо покрепче. Я никогда ни с кем не спала ради удовольствия. Даже вначале. Я занималась сексом ради заполнения внутренней пустоты. Другого способа я не знала. Мне хотелось вновь почувствовать себя любимой, как раньше, когда я была с Элиасом. Я искала нечто похожее на то ощущение. Всякий раз, когда укладывалась с кем-то.

И никогда не находила.

Тогда я… Нет, я пока не готова об этом говорить.

Короче, когда моя темная тайна угрожала вырваться из-под маски на всеобщее обозрение, мне не оставалось иного, кроме как вернуться домой.

Домой к Элиасу. Если он захочет меня принять. Если сможет меня принять…

Я и представить не могла, что возвращение домой превзойдет все мои надежды и ожидания… Говорю вам, о таком я даже мечтать не могла.

Элиас

Два месяца назад…

Целых четыре года я ничего не слышал о Брей. Как и любой на моем месте, я продолжал жить. Поступил в ближайший колледж. Там познакомился с Алин. Темноволосая, с яркими синими глазами. Кожа цвета персика. Мне она очень понравилась. Нет, я не полюбил ее, как ни старался. А я очень старался. Прилагал массу усилий и иногда сам начинал верить, что люблю ее. Но после двух лет отношений я понял, что не испытываю к этой девушке тех чувств, какие испытывал к Брей. И что симпатия и привязанность – это все, на что Алин может рассчитывать, сколько бы времени ни прошло.

От Митчелла я узнал, что в Южной Каролине Брей полюбила какого-то парня и вроде даже помолвлена с ним. За эту новость мне хотелось въехать ему по физиономии. Я скорее предпочел бы и дальше ничего не знать о ее жизни, чем вдруг выяснить такие подробности. Меня это задело, и больно.

Я видел Брей в каждой девушке. Даже в Алин. Только потом я понял, как удивительно они похожи. Грустное открытие, но увы! Любовь – это не всегда розы, радуга над лугом и волнение внутри, когда у тебя в животе порхают бабочки. Любовь способна превращаться в жестокого и беспощадного злодея.

Алин это не нравилось, и она меня постоянно пилила. Она знала, что я люблю Брей. Не из моих рассказов, а благодаря своей женской интуиции. Женщины в таких вещах очень догадливы. У них есть эта странная, сверхъестественная и еще черт-те там какая способность читать мужские эмоции и видеть насквозь, когда мужчина врет. Я рассказал Алин, что у меня была подруга детства, которую звали Брей. Этим и ограничился. Но Алин хватило и этого, чтобы узнать обо мне больше, чем я знал о себе сам. В общем-то, я и не скрывал от Алин, что до сих пор люблю Брей. Я пытался скрыть это от самого себя.

Алин была чудесной девушкой. И не ее вина, что она была не моей девушкой…

Словом, почти два месяца назад, в один апрельский день, пейзаж моей жизни изменился навсегда. Черно-белый рисунок наконец начал расцвечиваться красками.

Субботним утром меня разбудил Митчелл. Точнее, я проснулся сам оттого, что он громко шарил по кухонным шкафам. С прошлого года мы с ним жили вместе. Многое из реалий нашей мальчишеской жизни осталось в прошлом. К счастью, и стрижка маллет, которую так любил тогда Митчелл. Теперь он предпочитал короткие стрижки со стильной челочкой, очень шедшей к его лицу.

– Старик, ты чего такой грохот устроил? – спросил я, вваливаясь в кухню.

Из одежды на мне были только трусы. В квартире мы были не одни: в моей постели крепко спала Джана, девочка на ночь.

Я открыл холодильник, извлек бутылку минералки и перелил в себя половину.

Митчелл стоял на стуле и рылся в шкафчике над плитой.

– Ты что ищешь? – снова спросил я.

– Травку.

– Митчелл, завязывай с экспериментами на себе. Откуда у меня в шкафу может быть травка?

– Что ты сказал? Завязывать с экспериментами на себе? С травкой?

Внутренности шкафчика заглушали его голос.

– С метамфетамином.

– Прямо в десятку, старик. Но я мет не потребляю. И вообще, чего ты всполошился? Спал бы себе.