Бумажный дом - Карлос Мария Домингес

— В общем, мы почти не говорили на эту тему (Дельгадо принял мое молчание), которая явно была ему неприятной. Ясно было, что по той или иной причине он оказался в тупиковой ситуации. Он чувствовал, что книги загнали его в угол. Как можно перевезти такую библиотеку? Как не допустить расставания с ней? Он посвятил ей целую жизнь. Это было его творение. Но, если не считать нас, нескольких друзей, навещавших его, да двух-трех женщин из округи, которые время от времени присылали к нему детей прочитать книги, нужные для школьного или университетского задания, его творение было никому не нужно и начало тяготить его, как ночной кошмар.

Что ему было делать? Если бы он захотел расстаться с библиотекой, он мог бы предложить ее городу, министерству или факультету гуманитарных наук. Уругвайское государство купило много крупных библиотек, в которых сохранялось богатое наследие. Но многие из них, признаюсь со стыдом, потом были разграблены самым возмутительным образом. Люди похищали ценные произведения. По заказу известного аргентинского библиофила украли печатный экземпляр «Миссионера». Печатные оттиски из миссий крайне редки, и в Национальной библиотеке был один из них. Его выкрали и отвезли человеку, имя которого упоминать ни к чему. Несколько лет спустя книги этого человека продали в Библиотеку Лимы, и документ оказался там.

Так что Брауэр не мог всерьез рассматривать такой вариант: он боялся, что его творение растащат. С факультета гуманитарных наук тоже выкрали важные документы из библиотеки Горацио Арредондо, некоторые были просто утеряны. Такая судьба для книг была невообразима. Но тома уже набивались под кроватями, громоздились в коридорах, казалось, они расползаются по квартире и живут собственной жизнью.

Помню, что какое-то время, несмотря на тупиковую ситуацию, он занялся упорядочиванием каталогов. Найти нужные книги он уже не мог. Это стало происходить постоянно. А люди говорят, что книга, которую нельзя найти, просто не существует. Но все обстоит еще хуже.

У него был древний шкаф красного дерева — такие стояли в старых учреждениях, с выдвижными ящиками, — где он складывал карточки, как в публичных библиотеках. Двадцать тысяч томов упорядочить не так-то просто. Нужно строго придерживаться порядка, скажу даже, сверхчеловеческого порядка, и нужны метод и время, посвященное нудному занятию — вести каталог произведений. А суть подобного каталога — гораздо больше, чем просто цифры, которые будут служить книгам паспортом. Вы записываете название, автора и краткое содержание того, что для вас имеет уникальное значение. Если вы собираетесь на Амазонку, то должны предусмотреть тысячу мелочей, никак не связанных с тем, что вам предстоит, но которые, как вы знаете, приведут вас туда или пригодятся как-нибудь еще. Если вы хотите написать стихотворение, вам понадобятся бумага и ручка, так же, как, если вы хотите завоевать сердце женщины, вам нужно продумать и осуществить много разных мелких дел, иногда столь неприятных, как обрезание ногтей на ногах. Если у вас такая библиотека, как у Брауэра, каталог жизненно необходим. Человек может завоевать множество книг, но завоеватель обязан держать свои владения в порядке.

Брауэру, который всегда жадно стремился поглощать книгу за книгой, это не нравилось. Его каталог давно не пополнялся — полагаю, слишком давно. Я думал, у него не получится, но через несколько месяцев он объявил мне, что все практически готово. «Хуже всего, — сказал он мне, — и больше всего времени у меня отнимает вопрос привязанностей».

Это был первый признак того, что что-то не так. Сидя там, где сейчас сидите вы, однажды вечером он объяснил мне, как трудно не свести на одной полке двух недружелюбно настроенных друг к другу авторов. К примеру, он не решался поставить книгу Борхеса рядом с томиком Гарсиа Лорки, которого аргентинец называл «профессиональным андалузцем». Не мог поставить произведения Шекспира вместе с трагедиями Марло[32], принимая во внимание коварные взаимообвинения в плагиате между этими авторами, хоть из-за этого ему и приходилось нарушать серийную нумерацию томов своей коллекции. И, конечно, книга Мартина Эмиса[33]не могла стоять рядом с книгой Джулиана Барнса[34]после того, как эти двое друзей поссорились, а романы Варгаса Льосы[35]не могли находиться рядом с Гарсией Маркесом.

Говорю вам, как ни печально, но я ничего не сказал о признаках умственного помешательства моего друга. Он объяснил мне, что работает над созданием системы дробных номеров, позволяющей изменить место расположения книг в зависимости от динамичных, ни в коем случае не конъюнктурных, подчеркнул он, критериев, потому что, в конце концов, нет ничего более непостоянного, чем литературные оценки. Так что, если он находил вразумительные причины для спасения какой-то книги от забытья или выискивал новые черты сходства с другими текстами, он переставлял ее на другую полку. Он так яростно отстаивал идею тематического каталога, что на несколько дней ему удалось запутать и меня.

Естественно, задать расположение на полках — это одно, а расставить книги вместе или в отдельности — другое. Но он настаивал, что схожие книги заслуживают того, чтобы стоять в другом порядке, чем тот, что диктуется тематической вульгарностью.

«На протяжении веков мы использовали пошлую систему, — сказал он тогда, — не учитывающую истинный порядок схожести. То есть „Педро Парамо“[36]и „Игра в классики“[37]— два произведения латиноамериканских писателей, но, чтобы пройти путем одной из них, нужно обратиться к Уильяму Фолкнеру, а другая ведет нас к Мёбиусу. Или скажем иначе: Достоевский в итоге оказался ближе к Роберто Арльту, чем к Толстому. И опять же, Гегель, Виктор Гюго и Сармьенто[38]больше достойны стоять рядом, чем Пако Эспинола[39], Бенедетти[40]и Фелисберто Эрнандес[41]».

Я так никогда и не смог представить себе, какой была система классификации, придуманная Карлосом, потому что мне пришлось лечь в больницу на операцию, и несколько месяцев мы с ним не встречались. Но общие друзья сообщили мне, что он работал над своим каталогом, посвящал много часов изучению сложных математических формул, и, к недоумению большинства из них, в нем были заметны не только признаки усталости, но и симптомы умопомрачения.