Мореплаватели XVIII века - Жюль Верн

«Почва здесь сухая и несколько песчаная, – сообщается в отчете, – благодаря чему трава на лугах и в лесах тоньше и ровнее, чем обычно наблюдается в жарком климате; от того пункта, где мы набирали пресную воду, местность полого повышается к центру острова; на склоне по пути к высшей точке попадается множество лужаек мелкого клевера, среди которого растут всевозможные цветы; лужайки окаймлены великолепными лесами, где с деревьев свисают чудесные плоды… Животные, в течение большей части года являющиеся единственными хозяевами этих прекрасных мест, увеличивают прелесть живописного ландшафта и немало способствуют его чарующему виду. Гам иногда можно видеть тысячи быков, пасущихся вместе на большом лугу – зрелище тем более удивительное, что все эти животные чисто белой масти, если не считать ушей, по большей части черного цвета. Хотя остров необитаем, непрерывный рев и вид огромного количества домашних животных, бродящих стадами по лесам, наводят на мысли о фермах и деревнях».

Картина поистине слишком пленительная! Не придал ли ей автор того очарования, которое существовало лишь в его воображении? Неудивительно, что после такого длинного перехода, после стольких бурь большие зеленые леса, пышная растительность, обилие животных произвели глубокое впечатление на умы спутников Ансона. Впрочем, мы вскоре узнаем, приводил ли Тиниан в такое же восхищение и тех мореплавателей, которые посетили ею впоследствии.

Однако на долю Ансона выпали и тревоги. Правда, по его приказу корабль привели в порядок, но множество больных оставалось на берегу для окончательной поправки, и на борту имелось лишь очень мало матросов. Так как дно бухты было усеяно кораллами, приходилось тщательно следить за тем, чтобы не перетерлись якорные канаты. Однажды во время новолуния налетел порывистый ветер, и корабль стал дрейфовать. Канаты оборвались, и «Сенчурион» был унесен в открытое море. Беспрестанно гремел гром, шел такой ливень, что с земли не слы-

шали даже сигналов бедствия, подававшихся с корабля. Ансон, большинство офицеров и значительная часть экипажа, всего сто тринадцать человек, остались на берегу и оказались лишенными единственного средства покинуть Тиниан. Все были в полном отчаянии и неописуемом ужасе. Но Ансон, человек энергичный, не терявшийся ни при каких обстоятельствах, вскоре вывел своих спутников из состояния уныния. У англичан еще оставался барк, захваченный у испанцев, и им пришла в голову мысль надстроить его, чтобы он мог вместить всех людей и запас продовольствия, необходимый для перехода до Китая. Но через девятнадцать дней «Сенчурион» вернулся; погрузившись на него 21 октября, англичане вскоре добрались до Макао (Аомынь).[19]За два с лишним года, прошедших со дня отплытия из Англии, это была их первая стоянка в дружественном и цивилизованном порту.

«Макао,- рассказывает Ансон, – некогда очень богатый многолюдный город, имевший возможность защищаться от соседних китайских правителей, теперь почти полностью лишился своего былого величия. Хотя в нем по-прежнему живут португальцы и управляет им губернатор, назначаемый португальским королем, он ныне находится в полной зависимости от китайцев, которые могут уморить голодом жителей города и без труда им овладеть; поэтому португальский губернатор старательно избегает чем-нибудь не угодить китайцам».

Для того, чтобы получить разрешение на покупку даже по очень высокой цене продовольствия и необходимых для починки корабля материалов, Ансону пришлось написать китайскому правителю резкое письмо. Затем, когда все было нагружено, английский адмирал официально объявил, что идет в Батавию, и 19 апреля 1743 года поднял паруса. Но вместо того, чтобы направиться к голландским владениям, он взял курс на Филиппины с намерением перехватить там испанский галион, возвращавшийся из Акапулько после распродажи ценного груза. Обычно эти корабли бывали вооружены сорока четырьмя пушками и их экипаж насчитывал свыше пятисот человек. У Ансона было всего двести матросов, в том числе тридцать юнг; но неравенство сил не остановило командира, так как его воодушевляла надежда на богатую добычу, а жадность матросов служила порукой их мужества.

Почему, – спросил как-то Ансон у своего дворецкого,- почему мне больше не подают на обед мясо овец, купленных нами в Китае? Неужели они уже все съедены?

Прошу прощения у господина начальника эскадры,- ответил дворецкий. – На корабле остались еще две овцы, но я хотел их сохранить, чтобы угостить ими капитана галиона.

Никто, даже дворецкий, не сомневался в успехе. К тому же Ансон разработал искусный план нападения и сумел восполнить нехватку людей их подвижностью. Битва была горячая; циновки. заполнявшие коечные сетки галиона, загорелись, и пламя поднялось до верхушки фок-мачты. Бороться оказалось испанцам не под силу, и они сдались после двухчасового сражения, которое стоило им пятидесяти семи убитых и восьмидесяти четырех раненых.

Англичанам досталась богатая добыча: «1313843 монеты – «восьмерки»[20]и 35682 унции[21]серебра в слитках, не считая партии кошенили[22]и некоторых других товаров, ценность которых по сравнению с серебром была невелика. Вместе с прежней добыча составляла почти 400000 фунтов стерлингов,[23]причем в эту сумму не входила стоимость испанских судов, товаров и т. п., сожженных или уничтоженных английской эскадрой, равнявшаяся не меньше 600000 фунтов стерлингов».

Ансон вернулся с захваченным добром в город Кантон и продал трофеи значительно ниже их стоимости – за 6000 пиастров;[24]10 декабря он пустился в обратный путь и 15 июня 1744 года стал на якорь в Спитхеде (у Саутгемптона), пробыв в отсутствии три года и девять месяцев. Его въезд в Лондон был триумфальным. Под звуки барабанов и фанфар, под приветственные клики толпы тридцать два фургона доставили десятимиллионную добычу, которую поделили между командиром, офицерами и матросами; даже король не имел права участвовать в дележе.