Грешник - Эмма Скотт

моей голове оказались правы: я была доверчивой и глупой и всегда хотела видеть в людях лучшее, даже когда они явно мною пользовались.

– От этого разговора мне становится не по себе, – сказала я. – Просто безумие с моей стороны тебя впустить. Насколько я знаю, все ложь и ты здесь, чтобы… сделать мне больно.

Ленивая ухмылка Кассиэля исчезла.

– Я же говорил, что никогда не причиню тебе вреда.

– Говорил, но чего стоит слово демона? И как я должна тебе помочь? Ты совершил Бог знает сколько преступлений…

– Бог знает, – тихим голосом согласился Кассиэль. – До последней пролитой капли крови, Бог знает все.

Я вздрогнула.

– Это было ошибкой. Думаю, тебе следует уйти.

Демон сел, склонив голову и свесив руки с колен.

– Прости меня, Люси, рожденная светом. Прошло почти четыре тысячи лет с тех пор, как я в последний раз отдавал себя на милость человеческого великодушия. – Он поднял на меня взгляд, и выражение его лица было странно нежным. – Я поклялся никогда…

– Что?

Он отвел глаза.

– Ничего.

Его словно окутала боль и вторым плащом опустилась на плечи. Или доспехи вдруг стали слишком тяжелыми. Мое сердце невольно смягчилось по отношению к нему, но он был прав. Я действительно прогибалась перед другими, и иногда – в большинстве случаев, если быть честной, – потом возникало ощущение, что мной воспользовались.

Я скрестила руки на груди.

– Как я могу тебе доверять?

– Твой собственный отец заверил тебя в этом.

– А если о нем ты тоже солгал?

– Ты спрашивала, здесь ли он, и я ответил… размыто. – Кассиэль раздраженно поморщился. – Ладно. Я выразился грубо и пренебрежительно. Так лучше?

Несмотря на ситуацию, я улыбнулась. Я почти видела, как папа стоит над Кассиэлем, уперев руки в бока, и отчитывает его. Почти. Как бы сильно мне ни хотелось верить, но там никого не было.

– Когда теряешь близкого человека, самое тяжелое – думать, что он ушел навсегда, – сказала я. – В глубине души ты знаешь, что это неправда, но тихие голоса сомнения шепчут: «Что, если так и есть?»

Кассиэль кивнул, а затем склонил голову набок, прислушиваясь. Когда он заговорил, его тон звучал намного мягче прежнего.

– Он просит напомнить тебе о детстве. Как ты делала домашнее задание в столовой, пока он готовил ужин на кухне вашего дома в Милфорде.

– Милфорд. – На глаза навернулись слезы. – Я помню.

Всплывшая в памяти картинка такая четкая, словно это было вчера. Папа хлопочет на кухне нашего уютного дома, в воздухе витает аромат тушеного мяса или соуса для спагетти. Я, с косичками, сижу за столом, окруженная организованным беспорядком разбросаных бумаг. Я была отличницей и всегда старалась делать все, что в моих силах, чтобы папа мной гордился, хотя он никогда не требовал от меня слишком многого.

– А если тебе нужна была помощь с уравнением или возникал какой-нибудь вопрос, – продолжал Кассиэль, – он приходил к тебе на помощь, а затем, когда все проблемы находили свое решение, возвращался на кухню.

Я кивнула, и мой голос стал не громче шепота:

– Да. Так он и делал.

– Ничего не изменилось. Он всегда рядом, Люси. Он просто в соседней комнате. И, если понадобится, придет к тебе.

Теперь слезы полились рекой, но я улыбнулась сквозь них, чувствуя, словно с плеч свалился тяжелый груз. Он не исчез и никогда не исчезнет полностью, но впервые за шесть месяцев я почувствовала, что снова могу дышать полной грудью.

– Спасибо, Кассиэль.

До этого я не произносила его имени. Возможно, у меня разыгралось воображение, но мне показалось, что воздух между нами пришел в движение. Задрожал, словно размытое марево над костром, а затем все стихло.

– И я помогу тебе, – добавила я. – Не знаю даже, как или с чего начать, но… попытаюсь.

Глаза Кассиэля расширились, когда мы встретились с ним взглядами.

– Благодарю тебя, Люси Деннингс, – тихо произнес он. Затем его раздраженное хмурое выражение лица вернулось, словно он на мгновение позабыл о своей маске. – А теперь мы можем заказать пиццу?

Я заказала пиццу для своего демона и свернулась калачиком на кровати, пока он на диване смотрел телевизор. В конце концов, мои веки отяжелели; события дня и бурные эмоции вытянули из меня все силы, и я задремала, слушая беглые комментарии Кассиэля ко всему подряд. Он то презрительно насмехался, то бормотал что-то на своем странном языке. Языке, который, казалось, вытащили из могилы: пыльный, гортанный, веками не слышимый живыми.

Я заснула, и мне приснилась женщина.

Она стоит в поле, спиной ко мне, ее черные волосы до талии заплетены в толстую косу. На ней бесформенное шерстяное платье, подпоясанное чуть ниже талии. Ее кожа бронзового цвета, а серебряные браслеты с голубыми камнями скользят по запястью, когда она прикрывает глаза рукой от заходящего солнца. Вдалеке на берегу реки раскинулся город с низкими домами из глинобитного кирпича.

Я слежу за ее взглядом и вижу процессию солдат, марширующих в город. На фоне торжественного воя рогов до меня доносятся слабые звуки ликующей толпы.

Женщина тихонько вскрикивает от радости, и мое сердце тоже подпрыгивает. Она подхватывает юбки и бежит в сторону городских ворот…

4

Демон в обличье обычного вышибалы слоняется у входа в «Праздные руки». Судя по мрачному смеху, ругани и неприятным запахам, которые просачиваются из-за тяжелой дубовой двери, спрятанной в темном переулке, таверна полна.

Вышибала пустым взглядом наблюдает за моим приближением.

– Я упала на Землю и вот я лежу…

– Кто поможет мне снова подняться?[5] – заканчиваю я.

Он кивает.

– Можешь войти.

Я оглядываю переулок. Здесь пусто, но вокруг ощущается дыхание Нью-Йорка, наэлектризованное и живое. Даже самой глухой ночью здесь кипит жизнь. Свет.

Убедившись, что за мной никто не наблюдает, я снова возвращаю свою демоническую форму и едва сдерживаю вздох облегчения от ощущения, как меня, словно доспехами, окутывает сила и мощь. Слабость после Перехода прошла; черная одежда и двуручный меч, которые я ношу на Другой Стороне, тоже ко мне вернулись.

Вышибала отступает назад, отводя глаза.

– Милорд Кассиэль, я даже не предполагал. Прошу меня простить.

Еще недавно я бы ликовал от ужаса, который внушает мое присутствие.

Теперь же он напоминает обо всем, чем я заслужил подобную репутацию.

– Прочь с дороги! – рычу я.

Он еще раз кланяется, повинуясь, и я вхожу в «Праздные руки». В темной таверне без окон разит дюжиной отвратительных запахов – смрад исходит от собравшихся здесь двадцати или около того демонов. Каждый в своем истинном обличье. «Праздные руки» – это безопасное убежище,