Двенадцать минут любви - Капка Кассабова

Я с ума схожу от стиля их движений, который делает Лусию похожей на кошку, потягивающуюся на крыше. Упитанный Чичо в кроссовках кует образ нового поколения «расслабленных» тангерос. Он — восходящая звезда школы Саласа — Навейры и настоящий фанатик, танцующий «с воскресенья по воскресенье». Пара выступает под абстрактную музыку. У него круглое лицо в обрамлении черных локонов и аккуратной бородки. Лусия — стройная и изящная, с лебединой шеей, французы называют таких прелестными дурнушками. Оба странноваты, но в танце их общая нестандартность оборачивается настоящим волшебством. Они перестраиваются, застывая буквально на секунду перед тем, как все меняется. Описать их пластику сложно, это своего рода творчество Пикассо, ожившее под музыку Пьяццоллы.

Следуя основной идее Конгресса — поражать гринго, Чичо и Лусия учат класс тому, что называется desplazamientos, — вытеснениям. Слово ассоциируется с чем-то вроде экзистенциального состояния, а на самом деле речь идет о старой знакомой — сакаде. Множестве сакад, которые мы с Джеймсом отрабатывали десятки и сотни раз в окружении пар из Германии, Голландии, Канады, США, Австралии, Франции и Швеции.

Я считала себя докой в сакаде, но оказывается, не знаю о ней ничего, как, впрочем, и обо все остальном. Во-первых, сакада не единственное, а одно из наиболее известных вытесняющих движений, все они основаны на принципе: один танцор ставит свою ногу на то место, откуда другой собирается ногу убрать.

Во-вторых, женщина может не только исполнять пассивную роль в сакаде, но и сама замещать ногу партнера, выводя вперед свою. Для меня это стало откровением. Оказывается, в танго не так много фигур, разделенных строго по половому признаку, таких как, например, истинно женское очо. Большинство же движений — даже ганчо — могут исполнять и ведущий, и ведомый (кстати, некоторые современные английские учителя танго предпочитают использовать эти слова вместо «мужчина» и «женщина»).

Сакада в исполнении Чичо и Лусии — легкое как перо, едва заметное приглашение убрать ногу.

— Делайте сакаду очень-очень деликатно, — объясняет Чичо и побуждает Лусию убрать с его пути ногу. Еще и еще. Множество сакад: мягких, но величественных, как павлиний хвост. Никаких синяков, никаких ударов. Никакой боли. Никакого сопротивления. Это своего рода memento mori в танго: «Я пытаюсь коснуться тебя, а ты ускользаешь… ускользаешь… ускользаешь».

— Ну и ну! — шепчет Джеймс. — Вот оно, настоящее нуэво.

— Да, — соглашаюсь я, хотя совсем не разбираюсь во всем этом. Я еще только начинаю догадываться, что в аргентинском танго есть разные стили, а не только разные шаги.

— А почему ты уверен, что это нуэво?

— Посмотри на открытое объятие, широкие шаги, плавность движений.

Суть «нового танго» — яблоко раздора для многих танцоров, к примеру, тот же Фрумболи (и не только он) считает: новое танго — это то, что предлагают великие танцоры прямо сейчас. Но на самом деле новое танго связано с музыкой (с ним прежде всего ассоциируют имя Пьяццоллы) и с расположением тел партнеров относительно друг друга. Рука партнерши лежит не на шее мужчины, а на его бицепсе или спине, благодаря чему между ними появляется свободное пространство, в котором может даже поместиться еще один человек. Возникающий простор рождает потребность в причудливых движениях.

(Пауза. Имейте в виду, нуэво — причина великого раскола в современном танго, на некоторых приверженцев традиций само его упоминание действует как красная тряпка на быка. И я не могу с полной уверенностью сказать, на чьей стороне сама.)

Отрабатывая последнюю сакаду, я спрашиваю Джеймса:

— Какое танго мы изучаем в Окленде?

— Нуэво.

— А в чем разница между ним и шоу-танго?

— Нуэво ты вольна танцевать только для себя, но в шоу-танго выступаешь перед публикой, так что напряжение вдвое больше!

Позже я отрабатываю сакаду с Лусией. Несмотря на кажущуюся хрупкость, ее стальную хватку замечаешь сразу, когда она вертит тебя на каблуках-шпильках, которые словно вплавились в пол.

— Хорошо! — улыбается она одобряюще, и это звучит как благословение.

К концу урока приходит почти стопроцентная уверенность: я могу выполнять и воспринимать сакады без вреда для себя и партнера. Правда, она еще не подкреплена на деле, ведь по какой-то причине партнерами мы не меняемся. Да и местных здесь никого нет, кроме учителей. Спрашиваю Джеймса, почему так.

— Что они, дураки? Они могут заниматься с нашими преподавателями в любое другое время в два раза дешевле.

Это лишь усиливает мою решимость плюнуть на ориентированный на гринго Конгресс и рвануть в самое сердце настоящего городского танца. Кстати, информация обо всех милонгах и занятиях публикуется в ежемесячном журнале El Tangauta. Там же печатаются рекламные объявления, расписание площадок, время проведения мероприятий и данные о преподавателях. Например, по четвергам вы можете посещать занятия с несколькими разными учителями, начинающиеся в полдень и заканчивающиеся в десять вечера. А потом — отправиться на любую из дюжины милонг, которые организовываются по всему городу. Каждая из них отличается своим стилем исполнения, атмосферой, музыкальной программой и постоянными посетителями. Единственный способ не потеряться в таком многообразии — рекомендация знающего человека. Кто-то должен посоветовать вам, что выбрать. К счастью, сама Люсия советует мне вечером отправиться в El Beso, чтобы насладиться традиционным танго.

Это буквально за углом нашего отеля, в клубе, известном просто своим адресом — Риобамба, 416. Когда я подхожу туда и начинаю изучать афиши, меня поражает обилие милонг, проводимых здесь каждый вечер под разными названиями. Сегодня это «Поцелуй».

Поднимаюсь по лестнице, отодвигаю красную плюшевую портьеру и оказываюсь на своей первой аутентичной аргентинской милонге. Ноги в туфлях на небольшом каблуке дрожат. Не идеальное состояние для танцев. Впрочем, у меня масса времени, чтобы успокоиться, ведь с тех пор, как я заплатила на входе и присоединилась к женщинам у стены, никто не обращает на меня внимания.

Да, на милонгах женщины и мужчины сидят друг напротив друга, как два враждующих племени. Губная помада служит боевой раскраской, кортина — сигналом к атаке. Каждый четверг здесь проходит ритуальная «битва полов», приносящая наслаждение ее участникам. На войне нельзя без иерархии, поэтому хозяйка — крашеная блондинка средних лет с декольте — ведет меня за дальний столик на заднем фланге. Несмотря на невыигрышное место, я ничуть не расстраиваюсь, наоборот, радуюсь, что не придется сидеть у всех на виду и есть возможность осмотреться и привыкнуть. Публика подобралась разного возраста, но в основном старики — на мой юный взгляд — те, кому за сорок. Женщины, все как одна с длинными волосами, в соблазнительно обтягивающих нарядах и красивых туфлях разного цвета, в том числе открытых. А я? С короткой стрижкой, в узкой джинсовой юбке, разрез на которой с каждым днем все больше и больше увеличивается, постепенно добираясь до бедра, и в футболке. При первом же взгляде на меня понятно, что я здесь чужая. Ну, во-первых, никому из завсегдатаев не пришло было в голову нацепить юбку из денима. Во-вторых, все дамы, независимо от возраста, требований хорошего вкуса или дряблости тела, верх выставляют напоказ. В Окленде я думала, что одеваюсь провокационно, здесь же на мне явно слишком много одежды, даже туфли — и те с закрытыми носками.