Инферно - Анна Штогрина

— Кот, уведешь вечером тачку. Организуем подставу по старой схеме.

Ян договорил и сделал последнюю тягу перед фильтром. С жалостью проследил, как бычок дотлел. Прошел несколько шагов и бросил его в урну. Мусорить перед домом не хотелось.

— О, чую вернулся Баро, заживем теперь! Может, нас заметят старшие и примут в бригаду Орлова, — загорелся Кот

— Точно! Надо сегодня намутить бабла, чтоб отметить твое возвращение. Кстати, в "Грехе" сегодня телки у шестов будут жопами крутить, — вспомнил Кабан

— Заметано, — усмехнулся довольно Ян, предвкушая веселый вечер.

— Тогда встретимся вечером. Я подрежу нам тачку, — по деловому подытожил Кот.

Все согласно кивнули. Ян пошел обратно к дому. Работать на голодный желудок трудно, но возможно. Он кормил себя всемирно известным фактом, что без еды человек может три месяца протянуть. А у него только вторые сутки пошли.

Кровь Яна кипела от предвкушения вечернего заработка. Вечером удасться и пожрать и оттянуться в модном клубе. Грех это одно из лучших заведений города. Беспризорников в него обычно не пускают. Но Кот с Кабаном сдружились с охранником с района. Тот обещал провести их через черный ход.

Постепенно голод начал накатывать на тело Яна. Те остатки энергии, которые еще остались в его мускулах стремительно истощались. Жизненная батарейка уже показывала красную линию…

Жрать хотелось зверски. Даже вода из крана не заглушала болезненные спазмы. Чтоб дожить до вечера, Ян шатаясь прошел в мамину спальню. Рухнул на пыльную кровать и забылся голодным тревожным сном. Видения сразу посыпались на сознание. Грандиозный пир, на котором столы ломились от деликатесов, бассейн с подсветками, как он видел в рекламе по Ютюбу, и он. В самом центре всего великолепия с ароматной краюхой хлеба в руках.



Ян Баро.

Иду, пинаю щебень носком старого кеда. Кабан и Кот ждут на пересечении Седьмой и Пересыпской. Денег ни хера нет, чтоб доехать. О маршрутке и не думаю. Пожрать бы нормально. После побега из детдома мы с пацанами ели только баланду в последний вечер. И удалось в новом продуктовом стащить по булке. Кишки бастуют, требуют хавчика.

Родной город, как картинка. Богатая, лощенная, как вылизанная щель. И я в нем лишний. Босяк, голодранец, цыган, который вернулся в фамильный пустой дом. Разрушенный и холодный.

Мама не дождалась моего возвращения, а я и не успел. Слишком поздно узнал, что она при смерти.

Мысли о еде вытесняют даже крохи воспоминаний о матери.

Чувствую себя дерьмовее некуда, когда вижу новый особняк на старой центральной улице города. Помню еще, здесь был сад и парк с городским памятником, большущий фонтан для горожан. И я еще мелким шкетом ходил в него.

Теперь нет детского сада и парка. Есть хоромы богатого хера. Очередного олигарха, прибравшего к рукам ценный кусок земли.

Когда то я буду при бабле, смогу жрать, как эти олигархи… хотя бы каждый день.

А пока ноги сами несут в сторону высокого забора.

— Пошел на хер, сволочь, — доносится от ворот. Прищурившись, смотрю, кто такой смелый. Один из охранников кидает недокуренную сигарету на асфальт, и мои мысли крутятся вокруг бычка. Хочется поднять и сделать пару тяг. Но нет, я не буду.

Отхожу подальше от проблем. Оглядываюсь, пытаясь запомнить уебка в костюме. Потом, с пацанами можно будет его прижать и потормошить на лавэ. Пока нет. Сдерживаюсь, хоть кулаки сами непроизвольно сжимаются. Итак, с утра успел засветиться, заявить о своем приезде в город. Откатал троих мудаков возле собственного дома.

Теперь неизвестно чем это может для меня закончиться. Я уже совершеннолетний и срок могут впаять по полной.

Сплевываю на асфальт горечь. Злость на несправедливость в мире клокочет. Она мне родная, я уже привык, смирился с ней.

Царские хоромы тянут магнитом. Вдоль забора тропинка, и я ступаю по ней, не задумываясь, для чего трачу время. Пацаны ждут для первого дела в этом городе. Я, как дебил, пригибаюсь и плетусь вдоль резных металлических секций.

В просвет между столбами заглядываю на территорию дома и подвисаю. Огромный стол, заполненный едой, как немой укор стоит возле бассейна. Смотрю на хлеб, и кишки скручиваются морским узлом. Прикрыв глаза, вспоминаю его запах и хрустящую корку. Слюни текут до пола, еле успеваю сглатывать.

С трудом отвлекаюсь от хлеба и вижу общую картину. Шарики, надувная цифра восемнадцать и несколько богатеньких мажоров при параде.

Усмехаюсь зло, скалюсь. Пацаны по виду натуральные лохи, хилые и без стали в мышцах. Я бы с ними всеми разобрался меньше, чем за минуту.

А телочки…Ммм, зачет!

Таких я ни разу не пробовал. Знал, что такие роскошные крали существуют, иногда видел, когда приезжали туристки в город моего приюта. Но и то не такие.

Три сучки лощенные и намазанные. Лица разукрашены идеально. И тряпки на них по такой стоимости, что только за одну их юбку я мог бы месяц шиковать. Жрать не только хлеб, но и масло.

Мажоры смеются и медленно пьют цветные коктейли. К еде даже не притрагиваются. Стол снова приковывает мой голодный взгляд. Там много всего и мясо и рыба, какие то хитрые закуски, названий не знаю, вкуса и подавно. Стою, давлюсь слюной и злобой. Им это все ни к чему, зачем столько. А мне бы… мне бы сейчас и того куска хлеба хватило, чтоб унять резь под ребрами.

Краем глаза замечаю движение облака на пороге террасы. Отлипаю от жрачки. Ох, блядь! Вижу ее. Краля, которая даже среди своих охеренных подруг выделяется.

Такая, что я забываю за еду в шаговой доступности.

Длинные шелковые волосы до самой жопы, голубое короткое платьице. Под ним я вижу зазор между крепких бедер. Если она наклонится ко мне задницей, я смог бы рассмотреть ее щель. На тонких щиколотках ремешки, она в туфельках на высоких каблуках. И стоит и двигается, не как приютские девки, как на ходулях. Эта, блядь, королевна.

Плавность ее движений завораживает. Замираю от вида очертаний ее сосков на маленькой стоячей груди.

Над сиськами все еще богаче. И губы нежные и на вид очень мягкие. Глаза колодца. Огромные, непропорционально даже. Но я увязаю, теряюсь. Слишком голубые, даже синие. Вокруг длинные ресницы, вижу их за несколько метров. И то, как она прогибается в спине и откидывает свои идеальные пряди назад.

В теле рождается похоть. Черная и густая. Рвет кожу и натягивает мои шорты.

В голове стучит команда выебать.

Отхожу в страхе на шаг. Не за себя. За сучку. Слишком чистенькая, вся невинная. О таких даже мечтать нельзя. Даже когда дрочишь, лучше не представлять, чтоб не натворить всякого. Не подкараулить, не трахнуть, не порвать.

Нужно забыть бездонные глаза и стоячие сиськи.