Операция "Бидон" - Зента Эргле

Ну что тут скажешь? Отдать Ральфа, после того как мы друг к другу так привязались. Нет! Никогда, ни за что! Но теперь-то мама наверняка не согласится держать собаку — это яснее ясного. Значит, нам надо бежать. Но куда?

— Янсон, — задумчиво, будто сама с собой, заговорила мама. — Лучшего разведчика в нашей партизанской бригаде тоже звали Янсоном. Янис Янсон. Может быть, он и есть. Янис долгое время жил в Якутии, руководил золотыми приисками. Умный был парень. И хороший.

Что мама сказала? Партизан? В тот же миг я вспомнил прошлое лето. Лес без конца и края. До ближайшего обжитого места несколько километров. Дом лесника, в котором мы с мамой ночевали. Ей очень хотелось найти место, где стоял партизанский лагерь, где они с папой воевали. Нам не повезло. В послевоенные годы все очень изменилось. Поляна заросла и сравнялась с лесом, большие деревья вырубили.

Да, другого выхода не было. Пусть мама думает, что я иду в поход, а на самом деле мы с Ральфом поедем в… Как же это место называется? Межгали? Межмали? Нет, кажется, Межвиды. Какое-то время мы поживем в доме лесника, а потом посмотрим, что дальше делать.

— Ты так снаряжаешься, будто на все лето собрался, — заметила мама, увидев кучу вещей, которые я запихивал в рюкзак: одеяло, простыню, белье, хлеб, яйца, масло, колбасу…

Может, она что-то почувствовала?

— Учитель велел, — оправдывался я, — в походе мало ли что может случиться: и в реку упасть можно, и под дождем намокнуть. Еды тоже надо побольше — сама знаешь, Ральф ест за двоих.

— Ладно уж, ладно, — отмахнулась мама. — Самому же придется тащить эту тяжесть.

Без всяких просьб, по собственному почину я нарубил и принес в кухню дров, на неделю, по крайней мере, хватит.

— Что это с тобой сегодня? — подивилась мама. — Иной раз палкой не заставишь…

Если бы она знала правду, она бы так спокойно не говорила. В принципе я против обмана. Но что поделаешь, если так сложились обстоятельства!

Мама тщательно оглядела меня. Ну, теперь-то наконец я докажу, что могу прожить и один.

Два года собирал я деньги на мопед, теперь придется отложить покупку. Шестьдесят восемь рублей нам с Ральфом по крайней мере на два месяца хватит. Будем есть то, что подешевле: картошку, хлеб, молоко, в лесу будем собирать ягоды и грибы. Нечего лишний жир копить.

План побега я продумал до мелочей — сначала на автобусе до Баложи, а потом на попутной машине. Это будет и дешевле, и надежней.

Сначала нам с Ральфом не везло. Все машины или ехали в другую сторону, или были так перегружены, что вовсе не останавливались. Да и среди шоферов тоже всякие встречались — сидит в кабине этакий пижон в белой нейлоновой рубашке, и плевать ему на бедных путешественников. Мне уже казалось, что ничего путного из моей затеи не выйдет, но тут затормозил МАЗ.

Мы с Ральфом удобно разместились в кабине. Ральф вел себя безукоризненно, он сидел так спокойно, что казалось, всю жизнь только и делал, что катался на машинах. Шофер оказался любопытным, поэтому мне пришлось на скорую руку выдумать историю про бабушку, к которой мы едем на каникулы.

Через несколько часов шофер притормозил.

— Мне теперь надо сворачивать направо. А до Межвидов такому пострелу, как ты, еще час ходьбы, — пояснил он.

И МАЗ, оставив за собой огромный хвост пыли, скрылся за поворотом. Я надел на спину тяжелый рюкзак, и мы потопали. Ральфу эта ходьба скоро надоела. Он то обгонял меня, то с громким лаем бросался в придорожные кусты. Его чуткий собачий нос раздражала уйма новых запахов.

В полдень мы пришли в Межвиды. Поселок был небольшой: несколько домов из белого кирпича, таких же самых как в городе, только ниже, магазин, столовая и дальше, на холме, укрывшись в деревьях, стояла бывшая усадьба барона, теперь там была школа.

У меня от голода бурчало в животе. Да и Ральф, подбежав к дверям столовой, остановился, как вкопанный, стал принюхиваться и облизываться.

В столовой, в самом углу зала, несколько мужчин тянули пиво, и на нас никто не обратил внимания. С облегчением я сбросил рюкзак на пол.

Поели мы по королевски: суп, котлеты с картошкой, а я вдобавок и кисель с молоком. Какая-то пожилая женщина, очевидно уборщица, вынесла Ральфу громадную кость.

— Куда это вы путь держите? — спросила она.

— Путешествуем по родному краю, — уклончиво ответил я. Нельзя же каждому рассказывать, какая беда у нас приключилась, надо соблюдать конспирацию.

— Да-да, — вздохнула женщина. — Такая уж теперь мода. Толпами ходят по дорогам туда-сюда, а толку никакого. Шли бы лучше в поле работать — и колхозникам помощь, и сами какой-никакой рубль заработали бы. Нет, все только с родителей тянут.

Неплохая мысль! Если не хватит денег, можно будет подзаработать.

После обеда рюкзак показался неподъемным. А идти еще порядочно.

На старой мельнице мы попили воды и немного перевели дыхание. Прошлым летом мы с мамой здесь ночевали. Старая и сгорбленная мельничиха знала маму еще с времен войны. Меня она, к счастью, сейчас не узнала. Добрая женщина угостила нас с Ральфом молоком и душистым деревенским подовым хлебом, погладила собаку по голове и пожелала нам счастливого пути.

Старушка — прелесть, ну прямо матушка Лайма из старинной сказки.

Дорога извивалась по лесу. В такой знойный день лесная прохлада приятно освежала. Пахло сосновой смолой. Ральф время от времени обеспокоенно лаял, кидался в кусты, наверное, чуял какого-то лесного зверя. Жаль, что я не взял с собой отцовское охотничье ружье, тогда бы нечего было волноваться о продовольствии. Ральф берет след, я стреляю, и жаркое готово.

Мне казалось, что мы идем целую вечность, а домика лесника — нет как нет. Солнце зашло за лес. Последние лучи острыми мечами пронзали ветви и упирались в зеленый мох. От деревьев, Ральфа и меня тянулись длинные призрачные тени. А потом все это, как по мановению волшебной палочки, погасло. Из густых зарослей тихими шагами подкралась темнота, становилось все труднее и труднее разглядывать рытвины и ухабы наезженной дороги. Еловые корни сплелись, как узловатые пальцы, и я то и дело спотыкался о них. Затих веселый птичий щебет.

— Ух, ухухух! — почти человеческим голосом прокричал филин. Откуда-то с опушки плачущим голосом ему ответили журавли. Верхушки деревьев качались на ветру и мрачно шелестели. Вдруг с громким треском сломалась какая-то ветка. Ральф, ошалело залаяв, исчез в черно-смоляной тьме.

— Назад! — приказал я. Пес, недовольно урча, послушался.

— Выдержать, выдержать! — шептал я. Партизанам, когда они отступали по этой же самой дороге в морозную новогоднюю ночь, было гораздо труднее. Они устали и замерзли, каждую минуту на них мог напасть противник, и тем не менее никто не ныл.