Анатомия страха - Джонатан Сантлоуфер

Вот в данный момент Руссо пыталась нейтрализовать свое лицо, вроде как его заморозить, но мимика, обуславливаемая круговыми мышцами рта, ее выдавала. Например, чуть приподнятая вверх нижняя губа – верный признак тревоги. Вероятно, Терри Руссо тревожилась, что ей не удастся быстро закончить расследование и дело заберут федералы.

– А зачем, по-вашему, он рисует своих жертв? – спросила она.

– Не знаю. Он их предварительно выслеживает. Это лежит на поверхности. Иначе он бы не сумел нарисовать их.

– Да, почему он так поступает?

– Может, расписывается? Хочет показать всем, что это его работа.

Руссо взглянула на меня. Наверное, она ожидала, что я умнее, а увидела странноватого копа-рисовалыцика, забывающего побриться.

– Вам бы следовало стать психоаналитиком, Родригес.

– Дело в том, что психоанализ я довольно основательно изучал в академии, наряду с другими специальными предметами. – Я мог бы добавить, что моя мать была профессиональным психологом, но промолчал. – Каждый день выслушивать разнообразные излияния и жалобы…

Терри Руссо перевела взгляд на рисунки, затем снова посмотрела на меня. Что-то в душе детектива происходило. Я видел это по множеству микровыражений, сменяющихся на ее лице. Но ни одно не задерживалось надолго, чтобы расшифровать.

– Кстати, мне наконец представилась возможность поблагодарить вас, – вдруг произнесла она. – За рисунок, который вы сделали для моей группы. Конечно, мне давно следовало позвонить вам, но тогда я была очень занята, сами понимаете.

– Да, – отозвался я.

– Но какое потрясающее сходство! Я сразу узнала этого типа. Как вы это делаете? Я имею в виду – улавливаете сходство.

– Я опытный профессионал.

– Нет, серьезно.

– Не знаю. Я это умел всегда, сколько себя помню. Рисовал по памяти. Начал еще в младших классах, рисовал приятелей, когда их не было рядом, спортсменов и кинозвезд.

– Да, но их лица были вам знакомы. Вы видели их. А как вам удается нарисовать похожим человека, которого вы никогда не видели?

– Практика имеет большое значение, но… у меня возникают моменты просветления, и я вижу их.

– Каким образом?

– Трудно объяснить. Это своего рода… говоря языком психологии, эффект трансфера.

– Что?

– Ну, эти фрейдистские штучки. Связь, какая устанавливается между психотерапевтом и пациентом, когда они понимают друг друга без слов. В общем, не знаю, как это объяснить с научной точки зрения. Если вы спросите какого-нибудь компьютерного фаната, который эксплуатирует различные программы, то есть не водит карандашом по бумаге, как я, а передвигает по экрану носы, губы, глаза, он бы ответил, что интуиция – чушь, а полагаться надо на науку.

– Но вы не из таких?

– Нет. Я динозавр, люблю свои карандаши и бумагу, мне нравится общаться со свидетелем, знакомиться с ним, прислушиваться к тому, как он говорит, устанавливать контакт. – Я посмотрел на Терри Руссо, на ее совершенные черты лица, гладкую кожу, красиво вскинутые брони, прекрасной формы нижнюю челюсть, и улыбнулся.

– И вы можете нарисовать что угодно?

– Это тест?

– Родригес, не надо по любому поводу сразу принимать оборонительную стойку.

– Зовите меня Натан.

– Хорошо, Натан. Я просто задала вопрос.

– Полагаю, что могу нарисовать почти все.

– Да. – Руссо помедлила. – К сожалению, пока у нас нет ни одного свидетеля, который бы хоть мельком видел убийцу, по если появится, я вас обязательно приглашу.

Я кивнул.

– А что, если… – Терри Руссо бросила на меня взгляд, плотно сжала губы – она решала, задавать вопрос или нет, – у нас так и не появится свидетель?

– Не понял.

– В этом случае вы сумеете создать рисунок?

– Без свидетеля?

– Да.

– Но я не экстрасенс, что бы обо ни говорили.

– Это все верно, однако… – она вгляделась в мое лицо, – этот трансфер, как вы его назвали, он существует?

– Да, но мне нужен кто-то, с кем можно установить связь.

– Разумеется.

Образы наконец начали появляться. Правда, пока лишь в виде нескольких повторяющихся фрагментов.

Он берет новый лист бумаги, изображает эти фрагменты, но они по-прежнему отказываются соединяться. Он приказывает себе расслабиться. Глубоко дышит, прикрывает глаза, пытаясь представить, как он станет убивать и как жертва будет умирать. Но образы противятся воле, фрагменты беспорядочно пляшут в его сознании, пока неготовые воплотиться во что-либо реальное.

Со свистящим вздохом он поднимается со стула, внимательно рассматривает рисунки, которые повесил на стенах для вдохновения. И не зря. Вдохновение приходит. Элементы пазла постепенно складываются, картинка приобретает смысл. Он быстро переносит их на бумагу. Сейчас, сейчас все прояснится.

Он откидывается на спинку стула, закрывает глаза и живо представляет последовательность действий. Как он собирает экипировку, переодевается, едет в метро, выслеживает свою жертву.

Терри Руссо посторонилась. Два копа впихнули парня в комнату регистрации задержанных.

– Отвалите от меня, засранцы!

– Что ты сказал? – с угрозой спросил один из копов, краснолицый, и ударил парня локтем под ребра. Затем с помощью напарника усадил его на металлический стул и прикрепил наручниками. Пусть теперь покрутится, даже интересно посмотреть.

Вскоре появилась детектив Дженни Шмид из отдела расследования преступлений на сексуальной почве.

– Ах вот он какой, этот кусок дерьма!

Краснолицый коп кивнул:

– Правда красавчик? И главное, один к одному. Посмотрите. – Он протянул Шмид рисунок.

– Права ему уже зачитали? – спросила Шмид, наклонившись над парнем. Тот пыхтел, как конь после забега, трепеща ноздрями. Она помахала рисунком перед его лицом. – Даже не верится, что ты не позировал.

Терри вгляделась в рисунок в руке детектива, затем в одержанного.

Остальные копы в комнате отвлеклись от работы и с любопытством следили за происходящим. Если бы возник малейший предлог застрелить подонка-насильника тут же, на месте, любой из них этим предлогом непременно воспользовался бы.