Пятикнижие чудес советских евреев - Анатолий Рохваргер

высшим слоем ленинградской интеллигенции. Тем не менее, он и его жена, как и все советские люди «на зарплате», имели в квартире почти напротив консульства США простую фанерную мебель, типовой телевизор, тяжеленный холодильник «ЗИЛ» и переносное радио «Спидола». Сам Закгейм умер ещё при Брежневе, а в 1993 году умерла его жена, прописав к себе перед этим Ирочку с Юликом. Ирочка решила избавиться от бабушкиной рухляди и дала в газету наивное объявление: «в связи с переездом срочно продаются мебель и вещи». Через неделю после этого она и Юлик были зарезаны в этой квартире. Она сама открыла бандитам двойные дубовые двери квартиры в старинном доме, построенном при Петре Первом для хранения и выдачи казённого имущества и оружия. В доме полутораметровые кирпичные стены, которые обеспечивают полную звукоизоляцию. Бандиты решили, что богатая еврейка едет в Израиль, пришли к ней как покупатели вещей.

Они нанесли ей и десятилетнему Юлику 17 ударов ножом, по-видимому выпытывая, где их золото, драгоценности и деньги. Но их у них просто не было. Поскольку бандиты украли и могли продать только радио «Спидола», милиция их даже не стала искать. Однако, убийство имело общественный резонанс, и им, хоть и безрезультатно, озаботился сам Петербургский мэр Собчак. А в Нью-Йорке мы попытались оформить для супругов Фридман статус беженцев. Но они сказали, что не хотят уезжать от могил Ирочки и Юлика.

Так закончилась династия замечательных детских врачей, вместе вылечивших тысячи и тысячи российских детей. Через полгода умерла от горя мама-Лис, а ещё через три года умер папа-Бобёр. Все они похоронены на кладбище в Комарово, недалеко от дачи дяди Мони. Похоронены рядом с могилами Закгеймов, Лихачёва и его дочерей, и Анны Ахматовой. А я решил никогда не ездить в ту страну, да и другим не советую туда ездить без особых на то причин.

Через год после смерти Лены семидесятилетний Саша выписал из Вологды свою бывшую студентку или практикантку и тоже педиатра тридцатисемилетнюю Веру с её двенадцатилетним сыном и женился на ней. Жили они дружно целых два года. После смерти Саши Вере осталась большая меблированная трёхкомнатная квартира в Басковом переулке, дача в Комарово с газом и водопроводом, машина с гаражом, и два старинных сундука с пересыпанными нафталином пальто, костюмами, и шерстяными отрезами костюмных тканей, которые остались от дяди Мони.

Эпизод 5. Житомирские родственники

Мозаичное панно судеб советских евреев будет более полным, если представить краткую историю местечковых семей папиных родственников, проживавших до революции в окрестностях города Житомира. После войны папа вспомнил адрес своего дяди и послал ему письмо. Я помню, с какой радостью папа читал ответ, в котором дядя сообщал, что ему уже исполнилось 80 лет, он вернулся назад из эвакуации и по-прежнему содержит себя и своих близких, работая на углу сапожником. В письме он сообщал о бедственном положении других выживших родственников и просил помочь подростку Володе, родители которого во время войны погибли. (Папа так никогда не понял, был ли Володя ему племянником или троюродным или четвероюродным братом.) Чтобы приехать в Москву, нужен был специальный вызов, и папа оформил его. После войны для устройства миллиона физически здоровых полностью или частично осиротевших ребят и подготовки новой армии по всей стране открылись военные училища, где ребята были сыты и обуты и получали высокооплачиваемую по советским меркам профессию офицера. Папа устроил Володю в одно из таких училищ, за что Володя был благодарен ему до конца жизни. Поскольку стаж военной службы стал начисляться Володе с 14 лет, к 40 годам он уже имел право на полную военную пенсию и в чине майора вышел в отставку. С женой и дочерью Володя поселился в родном Житомире и стал работать на небольшом заводе начальником отдела кадров, благо, фамилия у него была похожа на русскую, Бальшин.

Несколько раз во время своих отпусков Володя приезжал к нам в Москву, а в 1986 году прислал письмо с просьбой выслать ему для двух маленьких внуков посылки с лимонами и сгущенным молоком, поскольку их накрыло радиоактивное облако Чернобыля. В 1993 году им всем представилась возможность эмигрировать в Америку, и сейчас я с удовольствием встречаюсь здесь, в Бруклине со своими прежде Житомирскими родственниками. А для Володи Чернобыльское облако через 11 лет отозвалось раком, от которого он и умер. Ещё через семь лет, тоже от рака, умер зять Володи, хороший и добрый работяга Валерий. Это случилось через два года после того, как он в составе других рабочих бригад Нью-Йоркского метрополитена участвовал в ликвидации последствий самолётного нападения арабов-террористов на небоскребы-близнецы Нью-Йорка.

Через полгода после первого приезда Володи в Москву раздался звонок в дверь. На пороге стояла невысокая еврейская женщина лет под 60 в жутко грязной телогрейке и каких-то опорках, как потом выяснилось, остатках чьих-то кирзовых сапог. Мама сначала приняла ее за нищую попрошайку и не хотела пускать, а потом усадила на кухню и все время заходила туда проверить, что и как. Так на кухне, ни разу не сдвинувшись с табуретки, эта женщина, молча, просидела часов пять или шесть, пока не пришел с работы папа. Женщина при его появлении начала плакать, поскольку папа сразу после двух фраз признал свое родство с ней и позвал ее в нашу столовую. И только тогда она, наконец, пошла в туалет. Потом папа что-то быстро сказал моей маме, и та повела тетю Бетю (или Басю) в ванную комнату, где её вымыла и полностью переодела в свою одежду. Тетя не хотела отдавать на выброс свою телогрейку, но папа сказал, что у Гени (моей мамы) есть старое пальто.

Тетя Бетя (или Бася) считалась в родне «мишугене», т. е. недалёкой, наивной, излишне доброй и странной. Она никогда не была замужем и оставалась старой девой. В ранней молодости она имела только одно достоинство – безупречное пролетарское происхождение из бедняков. Поэтому она стала членом партии большевиков. Хорошо читать и писать по-русски она так и не научилась. С моим папой она говорила на идиш. Человеком она была безвредным и очень исполнительным. Поэтому все годы до войны она числилась заведующей библиотекой при райкоме партии, а на самом деле сидела там с утра до поздней ночи, выдавая и собирая ключи от всех дверей и, при необходимости, исполняя роль курьера.

Когда советские войска в панике отступали, секретарь райкома должен был организовать партизанское подполье. Он включил в отряд тетю Бетю (Басю), которая картавила на все буквы русского алфавита и которую