Дом у виноградника - Мария Суворовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лике всего тридцать семь, и она однозначно будет счастлива. А он? Юсиф понял, что сначала надо понять, что он считает счастьем. Третий бокал вина не помогал найти определение. Ванильное послевкусие добавляло меланхолии. Матраса – один из лучших аборигенных азербайджанских винных сортов винограда. И Юсиф любит именно этот вкус, сколько бы ни было выпито отличных итальянских, французских, испанских, чилийских вин. В предпочтениях Юсиф оставался верен хорошему азербайджанскому вину.
В Азербаджане вино долгое время использовалось в лечебных и профилактических целях. Согласно археологическим раскопкам, вино на родине Юсифа производилось с античных времён. Геродот, Страбон, Колумелла в своих работах прославляли превосходное виноградное азербайджанское вино.
Учёными на этой земле были обнаружены древние сосуды для виноделия и прессы, с помощью которых древние виноградари выдавливали сок из винограда. Юсиф увлекался историей вин и виноделен. Ему казался волшебным этот процесс превращения винограда в вино. Он много читал о фактах и легендах этого искусства. Его искренне удивляло, что, например, вблизи памятника архитектуры V века до н.э. района Шомутепе были обнаружены семена культурного винограда. Его выращивали на территории Апшеронского полуострова. Большинство сортов азербайджанского винограда было получено путём скрещивания культивируемых и диких сортов винограда. Сорта Аг Шаны, Хиндогны, Матраса, Баян Шира обрели свою популярность в XIX веке.
В начале XIX века в Азербайджане начали выращивать виноградники, где произрастало более 400 сортов винограда, как для вина, так и для производства более крепких алкогольных напитков, например, коньяка. В 1860 году начал работу первый завод по производству вина на 150 тысяч литров. И уже в конце столетия заработали первые предприятия по производству коньяка. Эти напитки экспортировались по многим странам. После активного периода роста и развития наступил спад виноделия в связи с введением «сухого закона». Для Азербайджана это был сильный удар, уничтожались винные плантации, закрывались заводы. Азербайджанская винная отрасль развалилась. В XX веке вновь возродили виноделие на этой земле, были высажены новые европейские сорта винограда.
Юсиф продолжал смаковать Матраса. В голове одно за другим всплывали воспоминания. Любил ли он Лику? Да, однозначно. Но любовь, которую он не поливал вниманием, словно завяла. Умерла, так и не дождавшись от него действий по сохранению. Он сам убил то, что создавал пятнадцать лет назад. Ностальгия. Боль. Алкоголь растворялся в крови. Юсиф думал о детях, о том, что, скорее всего, они редко будут с ним видеться, потому что так устроен мир. Женщины остаются с детьми, мужчины начинают всё с чистого листа. Конечно, они будут поддерживать отношения. Но делать это на расстоянии нескольких тысяч километров непросто. Горько. Грустно осознавать эту неизбежность. В ту ночь, он даже не запомнил, как уснул. Ему снилось море, голубое небо с воздушными облаками над ним. Он плыл энергично, со всей силой, рассекая воду. Вода была чистая, прозрачная. Там, во сне, Юсиф плыл, сам не зная куда. Было мощное течение, он раздвигал воду руками, словно стремился к какой-то цели. Он плыл далеко от берега. Не уставая, не останавливаясь, испытывая свой организм на прочность. Вода была прохладная, а небо притягательно голубое. Юсиф чувствовал себя свободным. Свободным и счастливым. Никогда в жизни ему не было так хорошо, как в этой морской стихии.
Утром было тяжёлое похмелье. И он не раз за утро вспоминал морские просторы сна и свою лёгкость там. Вчера было выпито две с половиной бутылки вина без грамма закуски. Заваривая крепкий кофе, глотая таблетки от головной боли, он отдал бы миллионы, чтобы вернуться в эйфорию, подаренную Морфеем. Кофе горячими и терпкими глотками падал по пищеводу, возвращая его к жизни. Почему-то, несмотря на физическое состояние, душе было немного, но легче. Юсиф не хотел ехать в офис. Совсем не хотел. Не было желания решать вопросы, погружаться в проблемы. Отменив назначенные встречи, он позвонил в Баку Вугару.
– Как жизнь? Как дела? Как я рад тебя слышать! – услышал он бодрый ответ друга в трубке.
– Вот хочу прилететь. Устал. Хочу к вам, к солнцу и оптимизму.
– Это точно. У нас этого хватает. Прилетай! – по-бакински гостеприимный Вугар был рад предстоящей встрече.
– Ты как завтра? Сильно загружен? – спросил Юсиф.
– Для тебя я всегда свободен. Разберёмся. Жду тебя. Ты во сколько планируешь приземлиться?
– Я пока не брал билет, но думаю, что прилечу в районе обеда.
– Отлично. Как раз и отметим твой приезд вкусным обедом.
– В Баку бывают невкусные обеды? – с сарказмом заметил Юсиф.
– Нет. Конечно, нет. Всё, друг. Пока. До завтра.
Юсиф с улыбкой положил телефон на стол. Баку – его родина, город, которому сложно найти замену. Он любил солнечные бакинские дворы, где, так же, как и двадцать-тридцать лет назад, на верёвках могло сушиться бельё. Он видел такое красиво развевающееся бельё ещё в Неаполе. Наверное, поэтому ему нравится Италия. Там так же ярко, солнечно и вкусно. Но всё равно в Баку лучше. Лучше, однозначно. Воздух в Баку особенный. Люди открытые. Особенно это начинаешь понимать в Москве, где часто пасмурно и все чересчур серьёзные и напряжённые. В Баку можно без приглашения прийти в гости. Вечером – не сидеть дома, а прогуливаться, ужинать в весёлой компании. В Баку умеют наслаждаться жизнью, смаковать её, а не терпеть. На волне светлого предвкушения Юсиф купил билет.
Такси собрало все пробки. Утро не ладилось. Голова болела. Разгон нервной системы был как у гоночного болида. Юсиф начал переживать, что опоздает на самолёт. Протягивая посадочный талон последним, он выдохнул. И спокойно уснул, поднявшись ввысь. Ему опять снилось море. Синее глубокое море. Море, которое всё забывает, отпускает, обнуляет, заливает густой водой, давая возможность начать жизнь заново, с облегчением. Можно ли потерять то, что строил полтора десятка лет? Наверное, можно, если от этого всем будет лучше. Нельзя жить в черновике. Нельзя. Это не нужно никому. Ни Лике. Ни детям, наблюдающим за отчуждённостью родителей. Ни ему самому.
Море плескалось. Властно, ритмично, степенно. Во сне Юсифа было точно его родное Каспийское море. Море, которое он видел с детства. Оно выслушивало его юношеские мысли и философские суждения, подслушивало первые любовные признания, напоминало о родителях, которых у Юсифа больше не было. Море, которое всегда напоминало о вечном. И по сравнению с ним, всё мельчало и теряло значение. Море. Каспийское море. Синяя вечность. Ему снова снилось море. Он плыл упорно, не сбавляя темпа, не думая ни о чём. Только о море, которое точно его спасёт. Оно всё исправит. Вода чувствовалась каждой частичкой тела. Волны поднимали его,