Загадай любовь - Ася Лавринович

Мне хотелось рвать и метать. И рычать от злости. Но я продолжала стоять и натянуто улыбаться.

Эдик продолжал ежиться от холодного ветра.

– Может, сядем уже в машину? – снова предложил он уже слегка раздраженно.

Я покачала головой. Обернулась к Макееву и замахала рукой, подзывая его к нам. При этом попыталась сделать самый умоляющий взгляд из всех возможных. Наконец до Тимура дошло. Он спустился с крыльца и неторопливо направился в нашу сторону. Эдик впился в Макеева угрюмым взглядом.

– Вот ты где! – не нашла я ничего лучше, как начать разговор с этой глупой фразы. Сказала это так неестественно весело, будто Макеев был ребенком, который спрятался, просто прикрыв лицо ладонями, а я делала вид, что его долго искала.

Тимур покосился в сторону недовольного Эдика и кивнул:

– Вот я где.

– А я тебя жду, жду…

– Меня? – недоумевал Макеев.

Тогда я порывисто обняла растерянного Тимура и повисла на нем, как сосиска. Макеев меня в ответ обнимать не стал.

– Ну, мы пошли, – нарочито счастливо сказала я Эдику, оторвавшись от объятий с Тимуром.

– Ага, – отозвался Эдик.

– Алине привет!

Кравец натянуто улыбнулся и обошел машину. Сел за руль, громко хлопнул дверью, завел мотор… Но «Киа» почему-то не трогалась с места. А мы с Макеевым продолжали молча стоять, как два истукана. Я готова была проклясть все на свете. Ведь теперь вместо того, чтобы на законном основании идти домой после школы, я вынуждена буду слоняться пару часов по улице, находясь якобы на свидании. Еще и погода хуже некуда. Ветер словно озверел. Редкий колючий снег летел в лицо.

Эдик так и не уезжал, чем очень раздражал. Продолжал сидеть в машине и смотреть на нас с Макеевым.

– Возьми меня, пожалуйста, за руку, – попросила я Тимура.

– А?

– И уведи куда-нибудь.

Наконец Макеев без лишних вопросов сделал так, как его просят. Взявшись за руки, мы направились по аллее в противоположную сторону от школы. Тимур держал меня за руку осторожно, будто не знал, чего от меня ждать. Да я и сама иногда этого не знала. Выдумала же вот себе свидание…

– Кто этот тип? – спросил Макеев, когда мы немного отошли.

– Жених моей сестры, – ответила я.

– И он тебе не нравится?

– Терпеть его не могу, – призналась я Макееву. И ведь снова не объяснишь, что ничего плохого мне Кравец не сделал. Просто у меня дурное предчувствие на его счет.

Некоторое время мы так и шли молча, не расцепляя рук, хотя синяя «Киа» была уже далеко позади. Словно, оба о чем-то задумавшись, не обращали внимания на внезапную и такую непривычную близость. Когда до меня наконец дошло, что происходит, я немного смутилась и первой выпустила теплую широкую ладонь Тимура. Он на это никак не отреагировал, просто продолжил шагать рядом со мной. Тогда я осторожно покосилась на профиль одноклассника. Правильные черты лица, прямой нос, черные изогнутые ресницы, красивые губы… На Макееве модный черный пуховик и подогнутая шапка. Изучив лицо, я скользнула взглядом по серебряному колечку в левом ухе. Пожалуй, Макеева можно признать очень даже симпатичным, странно, что я никогда не обращала на него внимания. Хотя… У меня совсем другие вкусы и идеалы. Тимур для меня слишком неформальный и безалаберный. А вот Золотко… Эх, Антон Владимирович, Антон Владимирович… Ну почему вы так недосягаемы для ученицы одиннадцатого «А» класса?

Тимур, думая о чем-то своем, вдруг улыбнулся.

– Почему ты на меня так пялишься? – спросил он, так и не поворачиваясь ко мне.

Я страшно смутилась:

– С чего ты взял?

– Я вижу боковым зрением, – сказал Тимур, глядя себе под ноги. Он продолжал улыбаться.

– Как голубь? – спросила я.

Тогда Макеев хрипло рассмеялся. Из его рта вырвался пар.

– Да, что-то вроде того. Как рыба.

Я не сдержалась и тоже улыбнулась. Было немного странно брести в такой холод куда глаза глядят с парнем, с которым меня не связывает абсолютно ничего. Не считая той коробки конфет в седьмом классе, из которой я увела несколько штук. Да мы с Макеевым ни разу и не общались толком.

И снова поднялся холодный ветер, а снег неприятно покалывал щеки. Из-за того, что снежинки летели прямо в лицо, мы оба хмурились. Это был самый неподходящий момент, но я все-таки спросила:

– Какие у тебя планы?

– На жизнь?

– На день, – вздохнула я, пряча руки в карманы пуховика. – Может, прогуляемся?

Возвращаться домой рано. Конечно, можно было завалиться к Яне, но она жила слишком далеко от школы, а близняшки наверняка сейчас на занятиях танцами… Внезапно я поймала себя на мысли, что придумываю «отмазки» и мне просто нравится идти под снегопадом и ветром рядом с Макеевым. Эта мысль мне совсем не понравилась. С чего бы у меня возникло вдруг такое желание?

– Но мы вроде и так гуляем, – повернулся ко мне Тимур и сверху вниз посмотрел в глаза. И я снова увидела себя в отражении темных радужек: маленькую, растерянную, в огромном желтом шарфе…

– Тоже верно, – первой отвела я взгляд. – И ты даже не спросишь, почему мы гуляем?

– Погодка больно хорошая, – серьезно сказал Тимур.

Я сильнее укуталась в шарф и точно так же, с самым серьезным видом, кивнула.

Мы дошли до набережной, где снег валил еще гуще. У нас с Тимуром не было ничего общего, поэтому мы оба преимущественно молчали, но, удивительное дело, меня это ничуть не напрягало. Если мы и произносили фразы, то только короткие и какие-то глупые.

Заметив, как я прячу руки то в карманы, то в рукава, Тимур спросил:

– А где твои перчатки?

– Я их все время теряю.

Тогда Макеев полез в карман и достал свои – вязаные, черные и, кажется, совсем новенькие.

– Вот, возьми.

– А ты?

– У меня никогда руки не мерзнут.

– У нашей старой собаки тоже никогда не мерзли лапы.

– Ты все время меня будешь с разными животными сравнивать?

– Прости.

– Кем еще назовешь?

– Могу лошадью.

– Очень хорошо.

Молчание. Но перчатки у Макеева просто замечательные. Мягкие, теплые. Хотя и большие. А еще почему-то стало так приятно, что Тимур дал мне их поносить…

– Странные у нас с тобой разговоры, Макеев.

– Хочешь горячий чай?

– Чай?

– И хот-дог.

Мы остановились у палатки с быстрым питанием и взяли два стаканчика чая навынос и два французских хот-дога. Мне с кетчупом, а Макееву – с горчицей.