Боксёров бывших не бывает! - Лена Гурова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лиза? Ты что здесь? Перепутала, что ли? Давай к нам, мы, как раз, болеть за Мишку едем. — Один из друзей Исаева, одновременно и сослуживец по армии, Виктор Цветков, стоял около машины и махал рукой.
Мне не хотелось, чтобы меня кто-нибудь видел. Я предполагала проникнуть на бой инкогнито, чтобы Исаев не знал. И вот тебе раз.
— Нет, спасибо! Я в бассейн, выдалась свободная минутка. А бокс ваш я не перевариваю, ты же в курсе, — отбрехалась я.
— Ну, как знаешь.
Я сделала вид, что иду на вход. Но как только машина исчезла из вида, рванула на такси. И как попала внутрь, лучше не рассказывать, это целая история, достойная раздела «Всякое» сборника анекдотов. Затерявшись на трибуне, одетая во всё новое, только что купленное, очень надеялась не проявиться. Бой уже шёл, Исаев выигрывал, но продолжал драться очень жёстко, получая за перебор замечания рефери. Все орали, что всё и так понятно, надо останавливать поединок, не допускать избиения младенца, внешне ничуть не меньше Мишки. Я уже жалела, что припёрлась в этот бедлам. А когда кто-то рядом заорал, что Исаева надо дисквалифицировать за неспортивное поведение, что бокс — это не бои без правил, и куда делось нормальное судейство, я стала пробираться на выход. Гром гонга и взрыв оваций заполонили всё пространство в два счёта. На меня налетали радостные болельщики, целовали, обнимали, впрочем, как и всех вокруг. Одна дама рыдала, две другие скромно роняли слезинки. Прощание славянки. И тут моим очам предстала колоритная картинка: народ облепил Исаева, девки прыгали, водя хоровод, а Алина Сергеева сидела у него на шее, размахивала руками и орала благим матом дифирамбы победителю. Всё было, но такого… Оцепенение посетило меня надолго, хорошо успела присесть. Поэтому и выходила почти последняя. Освещённая площадка перед Дворцом ещё была полна народа, а за углом, куда я направилась, темнота, но хорошо видно происходящее. Почему осталась досмотреть спектакль, трагикомедию в чистом виде, не могу сказать. Но вышел новоиспечённый чемпион, обнимая всё ту же Алину и ещё какую-то бабу, ухоженную, стильную, прямо, модель с подиума. Или с панели. Это кому, как угодно. Свита короля галдела, перекрикивалась, из чего я поняла, что едут все в ресторацию. Исаев не пил, совсем. Это было его жизненное кредо. Но компании любил, тусовки с приятелями и поклонницами доставляли ему удовольствие. Вот и сейчас он улыбался, отвешивал шуточки, тискал девок и получал явное наслаждение от происходящего вокруг него, небожителя. Вдруг остановился и посмотрел в мою сторону, я отпрянула. Но меня и так не было видно, из яркого в тёмное — не разглядишь. Исаев постоял немного, его тянули вперёд, а он всё всматривался в черноту, сузив глаза и поджав губы. Мишка злился, что-то было не так, не по его, королевского высочества, сценарию…
Дома всё так же пахло кофе, напоминая о недавней посиделки с Алиной. В моей душе творилось что-то непонятное, недоброе, не моё. Ревность? К кому? К человеку, которому я не нужна? Выбросить из жизни, и всё. Проблем то… Но вместо этого по кухне полетели чашки, кофейник, блюдца. Пирожные перекочевали в мусор, стол и стулья встали вверх тормашками. Полегчало, и я упала на диван без сил и дум… Но я ли?
Сон не шёл, встала, посетила ванную, смыла косметику, напялила пижаму, нелюбимую, но тёплую. Что-то холодновато и внешне, и внутренне. Зазвонил телефон, номер Мишки. Зачем я ему понадобилась в полночь? Пригласить на развлекалочку? Я почти угадала. Природная любознательность нажала на зелёную кнопку.
— Лизка, ты где? Дома? Что, спишь? А к нам не хочешь? — Опять ворох вопросов понёсся мне в уши. — У нас тут сабантуй, класс. Приезжай в «Бриз»!
— Тебе кто разрешал брать мой телефон! — Звериный рык Исаева повис в моём слуховом аппарате, зацепив все барабанные, средние и внутренние перепонки. — У тебя всё нормально, Лиза?
— Не утруждайте себя излишним колебанием воздуха, у меня всё отлично. Не извольте беспокоиться.
— Подожди, не отключайся!
А сзади, фоном неслись звуки музыки, вопли подвыпившей компании и бормотание Сергеевой, что она ж не знает моего номера, вот и взяла исаевскую трубку. «Ничего личного, Мишаня, ну прости»: — извинялась и ныла психологиня.
Я вырубила аппарат и вырубилась сама. Это было выше моих сил. «Мишаня…» Глоток воды, срочно. Влетев на кухню, обомлела, забыв о разгроме, мною и учинённом. Да что происходит, наконец! В кого я превращаюсь? В истеричку? Ну, уж нет. Завтра же после работы поеду за город. Один из постоянных клиентов давно зовёт в конный клуб, утверждая, что лучшей разрядки просто не существует.
Какая красота! Просто нереальное место! Очень похоже на моё детское представление о земном рае. Так говорила моя бабушка обо всех похожих местах с чисто русскими берёзками, синими ручейками и тёмными озёрами в опушке мать-и-мачехи, окружёнными полями льна и ромашек с васильками. Она не была сильно верующей, но утверждала, что справедливость, доброта и устои христианства, дошедшие до нас уже в проверенных опытом и исправленных веками постулатах, это и есть вера. Люди — странные существа, они гадят друг другу, а прощения просят у бога… У многих на шее крестик, а в душе — нолик! Нормальные человеческие отношения, в заботах и внимании, в уважении друг к другу и любви к детям и родителям, выполнение семи заповедей, и ты — Че-ло-век! Жить, по совести, отлично делать своё дело, помогать близким — разве это так сложно? Гораздо труднее, когда кто-то выбивается из этой праведной жизни, сам по себе, или насильно. Тогда в силу вступают характерные качества отдельно взятого индивидуума, его сила, его воля. И самое сложное состоит в том, смогут ли люди понять друг друга, наставить на путь истинный и п р о с т и т ь. И речь не о всепрощении, делай что хочешь, всё равно прощу. Любой может ошибиться, но покаяться — не каждый. А простить, даже при самой сильной и истинной любви, очень непросто, ведь заново поверить и забыть может только сильный духом человек. Недаром существует в русском народе поговорка: «Повинную голову и меч не сечёт», перекликаясь с другой: «До двух раз прощают, а в третий — бьют!» В раю таких проблем нет, а в земном его аналоге — сколько угодно. И