Карельский блицкриг - Владимир Панин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В свою очередь Ворошилов надеялся услышать аналогичный ответ от противоположной стороны, но глава делегации генерал Думенк пустился в рассуждения. Вместо простых и ясных ответов о количестве дивизий, которые европейцы должны будут выдвинуть против Германии в случае начала войны, он заговорил о принципах, на которых объединенная Европа видит свое военное сотрудничество с Россией.
Главный его момент заключался в создании против Германии двух мощных фронтов на западе и на востоке. Они должны быть непрерывными по всему периметру границы и на них будут задействованы все имеющиеся у сторон силы.
От подобных слов нарком опешил. Не будучи высококлассным дипломатом и настоящим военным, даже он понимал всю иллюзорность и расплывчатость слов Думенка.
– Понятие «все имеющиеся силы» – довольно неопределенное. Нельзя ли уточнить численный состав сил, что будут размещены на германской границе, – попросил Ворошилов француза.
– На сегодняшний день Франция может выставить около ста – ста десяти дивизий после объявления о мобилизации. Как видите, господин маршал, наши силы почти равны.
– Советская сторона готова выставить свои дивизии без объявления мобилизации, – немедленно отреагировал маршал. – Прошу вас назвать точные данные о готовых к боевым действиям дивизиях.
– Сейчас на линии Мажино вдоль нашей границы с Германией сосредоточено общей численностью шестьдесят две дивизии. Двадцать четыре дивизии будут переброшены к границе из центральных и западных округов Франции в течение недели с момента начала войны.
– А остальные двадцать шесть дивизий из озвученных вами сил, когда они прибудут на границу?
– Остальные дивизии будут отмобилизованы на первой стадии войны и составят второй эшелон.
– Эти двадцать шесть дивизий второго эшелона, через какой срок они будут созданы и займут свое место на фронте?
– Могу вас заверить, господин маршал, что срок будет кратчайшим, – учтиво, как джентльмен джентльмена, заверил наркома Думенк.
Примерно в той же манере говорил с Ворошиловым и адмирал Дракс. К началу войны Британия была готова перебросить на континент целых шесть дивизий и в кратчайший срок отмобилизовать дополнительно еще шестнадцать дивизий из своих доминионов.
От названного европейцами «кратчайшего срока» у наркома сводило скулы. «Кратчайший» хорошо звучал на устах, но при подписании договора следовало указывать конкретный день от начала мобилизации или объявления войны. И могло так случиться, что проставленные там сроки англичанами и французами будут далеко не кратчайшими, в силу непредвиденных обстоятельств.
Однако это были только цветочки. Если с числом дивизий и временем их появления на границе Ворошилов смог получить от европейцев вразумительные ответы, то по другому важному для советской стороны вопросу был полный туман.
Общей границы с Германией у Советского Союза не было, и для оказания военной помощи Франции в случае нападения на нее немцев его войскам требовался проход по территории Польши или Румынии. Вопрос был очень важный, так как во многом из-за несогласия румын и поляков пропустить Красную армию Чехословакия была вынуждена подчиниться диктату Мюнхена.
Тогда, поясняя свою позицию, Бухарест и Варшава в один голос говорили о боязни допустить на свою территорию носителей «коммунистической заразы». Ведущие державы Европы охотно понимали и разделяли их законные опасения. Ни одна Чехословакия не стоит целостности «санитарного кордона», который специально и создавался отцами Версальской системы ради предотвращения проникновения опасных идей большевизма в страны Восточной и Западной Европы.
В условиях грядущей войны вопрос о проходе стал как никогда важен, но ни одна из сторон из стран кордона не была готова решать его, поступившись своими принципами.
– Советской стороне очень важно знать, окажет ли правительство Англии и Франции нажим на правительства Польши и Румынии для пропуска наших войск через свою территорию для борьбы с нашим общим противником? – спрашивал нарком, но вновь не получал прямого ответа.
– Если Варшава и Бухарест не сделают этого, то они очень скоро окажутся простыми германскими провинциями со всеми вытекающими из этого последствиями. Мы считаем, что они обязаны это сделать из одного инстинкта самосохранения, – заверял Ворошилова Дракс.
– Польша и Румыния будут вынуждены это сделать, если СССР, Франция и Англия будут союзниками. В этом не может быть никаких сомнений, господин маршал, – заливался соловьем Думенк. Ему сдержанно поддакивал Дракс, но одних слов и заверений Климентию Ефремовичу было недостаточно. Ведь все то, что говорили ему его собеседники, по большому счету было их личным мнением. Их личная позиция, но никак не позиция, а уж тем более не обещания правительств Англии и Франции.
Именно это и высказал Ворошилов в лицо европейцам, но дело не сдвинулось с мертвой точки. Оба военных принялись яро уверять наркома, что сказанные ими слова полностью отображают позицию их стран, и даже выражали определенную обиду на его излишнюю подозрительность и недоверие.
– Если мы будем в каждом сказанном слове видеть неискренность и обман, то стоит ли тогда вести эти переговоры. Не проще ли нам их завершить? – вызывающе спросил Думенк Ворошилова, но тот пропустил его вопрос мимо ушей.
– Советская сторона настаивает на получении официального ответа от представителей Франции и Англии о возможности вступления советских войск на территорию Польши и Румынии для нанесения удара по немецким войскам, – упрямо гнул свою линию нарком.
Вконец обиженные европейцы пообещали направить запросы своим правительствам, и на этом встреча была завершена. В ожидании ответов Парижа и Лондона прошло два дня, но к 17 августу они так и не были получены.
Узнав об этом, Ворошилов покрылся красными пятнами. Из Берлина поступали многочисленные сообщения, что немецкое вторжение в Польшу начнется в самое ближайшее время, до конца августа.
Дополнительный градус напряженности в переговорах поднимало назначенное на 20 августа наступление советских войск на реке Халхин-Гол. Впервые за все время своего существования Красная армия готовила широкомасштабное наступление с применением артиллерии, авиации и танков, не имея существенного преимущества в пехоте.
Чем оно закончится, провалом или победой, никто не мог предсказать точно. Все указывало на то, что противник не ожидает внезапного удара советских войск по своим позициям. Однако вполне могло быть, что японцы обнаружили наступательные приготовления комкора Жукова и в свою очередь готовят его войскам хитрую ловушку. Дух Мукдена и Цусимы, вместе с хасанским конфузом, незримо витал над Халхин-Голом, добавляя тяжести на душе и сердце у руководства страны.
Первый маршал очень надеялся добиться хоть какого-то успеха в этих крайне важных для Москвы переговорах, но его не было. Думенк и Дракс с деланым сожалением сообщили ему, что ответы от их правительств ожидаются со дня на день.
Бурные чувства, что переполняли Ворошилова, были отлично видны по его лицу. Но собрав волю в кулак и соблюдая дипломатический этикет, он попросил своих переговорщиков назвать точную дату, когда они ожидают получить ответы от своих правительств.