Божественная Комедия. Новая Жизнь - Алигьери Данте

любима в упомянутом городе; я видел тело ее, лежавшее бездыханным в кругу многих донн, которые очень горестно плакали. И вот, вспомнив, что однажды я видел ее спутницей Благороднейшей, не мог я удержать слез; и, плача так, решил я сказать несколько слов о ее смерти в память того, что видел ее однажды с моею Донной. Именно этого, как то очевидно каждому, кто разумеет, коснулся я в последней части тех слов, которые сказал тогда; и сочинил я два сонета, из которых первый начинается «Любовь в слезах…», а второй — «Смерть лютая…».

Любовь в слезах; кто любит — плачьте с нею!

Ее печаль безмерно тяжела, —

Она средь донн рыдающих была,

И ей вослед я плач их разумею:

Смерть лютая, жестокостью своею

Младое сердце тленью предала,

У нежной донны прелесть отняла

И только чести молвила: «Не смею!..»

Теперь Любовь ей почесть воздает;

Я вижу: воплощенная, рыдает

Она, склонясь над прахом красоты,

И часто взоры к небу обращает,

Где та душа блаженно почиет,

Что на земле в веселье видел ты.

Этот первый сонет делится на три части: в первой — я зову и побуждаю плакать всех верных Любви, говоря, что Владычица их плачет; равно говорю и о том, что, услыхав о причине ее плача, они должны выказать больше расположения выслушать меня; во второй — я излагаю эту причину; в третьей — я говорю о почести, которую Любовь оказала этой донне. Вторая часть начинается так: «Она средь донн рыдающих…»; третья так: «Теперь Любовь…».

Смерть лютая, врагиня состраданья,[35]

Мать слез и воздыханья,

Неистовый, нещадный судия, —

Ты сердце жжешь тоской воспоминанья!

В раздумиях скитанья

Тебя клеймить не перестану я.

Вот почему хочу, чтоб, не тая,

Сказала песнь моя,

Что ты виной всех зол и гореванья!

Пусть миру ведомы сии признанья,

Они — остереганья

Тем, кто Любви не ведал бытия.

Ты ласковость из мира увела, —

Прекраснейшее в донне безупречной;

У юности беспечной

Любовное веселье отняла.

Я не открою, кто она была;

Ее черты — в сей песне быстротечной.

Отступник жизни вечной

Не распознает дивного чела.

Этот сонет делится на четыре части: в первой я называю смерть подобающими ей именами; во второй, — обращаясь к ней, говорю о причине, которая побуждает меня хулить ее; в третьей — поношу ее; в четвертой — обращаюсь с речью к некой неведомой особе, которая, однако, мне вполне ведома. Вторая часть начинается так: «Ты сердце жжешь…»; третья так: «Вот почему хочу…»; четвертая так: «Отступник жизни вечной…».

IX

Спустя несколько дней после смерти этой донны случилось нечто побудившее меня уехать из названного города и направиться в ту сторону, где находилась благородная донна, которая служила мне защитой, хотя цель моего пути была не так далека, как то место, где находилась она. И, несмотря на то что я, хотя бы по видимости, находился в обществе многих людей, путешествие было мне так не по нраву, что вздохи мои едва могли рассеять смятение, которое испытывало сердце из-за того, что отдалялось от своего блаженства. И вот сладчайшая властительница, которая правила мной ради достоинств благороднейшей Донны, явилась моему воображению в виде путника, легко одетого, в плохих тканях. Он казался мне удрученным и смотрел в землю, лишь иногда его взоры словно бы обращались к той прекрасной, и быстрой, и прозрачной речке, которая протекала вдоль дороги, где я был. И мне показалось, что путник-Любовь окликнул меня и промолвил мне следующие слова: «Я иду от той донны, которая столь долго была тебе защитой, и мне ведомо, что спустя недолгий срок она воротится; и все же это сердце, которое я заставил тебя отдать ей, несу я теперь с собой для той донны, которая будет тебе защитой, как была эта». И он назвал мне ее по имени, так что я хорошо узнал ее. «Однако, если бы ты вздумал передать что-либо из тех слов, что я сказал тебе, передавай так, чтобы не разоблачилась мнимая любовь, которую ты выказывал к той донне и которую тебе придется выказывать к этой». И, произнеся эти слова, мое видение вдруг исчезло, — из-за того, показалось мне, что большую долю самой себя Любовь отдала мне. И вот, изменившись в лице, я верхом пустился в путь и ехал в тот день задумчивый и часто вздыхая. Спустя день я начал об этом сонет, который и начинается: «Вечор верхом…».

Вечор верхом влачась одной тропой

И тягостью пути томясь в тревоге,

Я повстречал Любовь на полдороге,

И странника на ней был плащ простой.

Как у того, кто сведался с нуждой,

Казалось мне, был вид ее убогий:

Вздыхая, шла, и не спешили ноги,

И перед встречным никла головой.

Меня узрев, сказала: «Покидаю

Я навсегда далекие края,

Где службу сердца нес ты столь примерно.

Теперь другой послужишь благоверно…»

И этим словом так смутился я,

Что как она исчезла, — я не знаю.

В этом сонете три части: в первой части я говорю о том, как я встретил Любовь и какой она мне показалась; во второй передано то, что она мне сказала, хотя и не все, из страха раскрыть свою тайну; в третьей говорю, как она исчезла от меня. Вторая начинается так: «Меня узрев…»; третья: «И этим словом…».

X

По возвращении я стал искать ту донну, которую владычица моя назвала мне на дороге вздохов; но для того чтобы мой рассказ был короче, я скажу лишь, что за малое время я настолько сделал ее своей защитой, что много людей толковало об этом вне границ благоприличия, — о чем не раз я думал с сокрушением. По этой-то причине, то есть из-за этих клевещущих слухов, которые обвиняли меня в порочности, Благороднейшая, что была разрушительницей всех пороков и царицей добродетелей, проходя по городу, отказала мне в сладчайшем своем поклоне, в котором заключалось все мое