Подруга моей дочери - Тиана Тесса

Это действует. Женя сжимает губы и даже вроде бы думает.

— Хорошо, я сейчас позвоню и скажу, что согласна максимум на кино. Клуб подождёт, уговорила. Пойдешь с нами?

Качаю головой. Женя неисправима, но пусть лучше это будет просто кинотеатр, а не заведение, забитое до отказа пьяными телами.

— Ну как хочешь, после я сразу домой, честное-пречестное. Вызвать тебе такси?

— На метро доберусь, — успокаиваю ее и вскоре топаю по навигатору в телефоне, не забывая смотреть по сторонам.

Что меня больше всего поражает, это движение. Не транспорта, нет, а людское. Все куда-то несутся, чуть не сбивая с ног, а в глазах одна мысль: "Хоть бы успеть". Пока что не понимаю своих ощущений. Я так стремилась сюда, но смогу ли я влиться в этот поток? Свыкнусь ли когда-нибудь с мыслью, что это всё по-настоящему, и при виде роскоши не нужно подбирать челюсть?

В квартире явно никого. Впрочем, кого ждать? Антон Дмитриевич, скорее всего, прекрасно проводит время с той грудастой блондинкой, и это хорошо (хорошо ведь?). Конечно, хорошо, что вообще за сомнения?!

Женька по моим подсчетам смотрит фильм, и я решаю принять душ. Смыть с себя напряжение и привести мысли в порядок. Но не удается. Мокрые волосы лишь немного подсушиваю феном, надев лёгкий домашний сарафан, шлепаю на кухню. Стараюсь не смотреть на стол — очень уж ярко вижу утреннюю картину. Раскладываю купленные по пути продукты в холодильник.

И когда уже, сделав кофе и бутерброды, иду в комнату, слышу, как поворачивается ключ в замочной скважине, и оборачиваюсь. Дверь распахивается, а я замираю, широко раскрыв глаза. В одной руке чашка, в другой тарелка. И вроде бы ничего такого не сделала, но чувство, будто меня застукали за чем-то запрещённым.

Спешу развернуться, чтобы юркнуть в комнату, но позади раздается низким голосом:

— Стоять!

И застываю. Слышу, как мужчина приближается, его шаги заглушает мой пульс, что бьётся где-то в висках. Я не боюсь этого Жукова, вот ещё! Что он мне сделает? Или все же сделает? Я в чужом городе, который не то, что слезам, крикам не верит. В квартире мы одни, а на что этот мужчина способен, я уже примерно знаю. Вопрос в том, далеко ли он может зайти?

Чувствую позади движение, близко-близко. Мужчина наклоняется к моему уху, от колебаний воздуха по спине пробегает холод, от напряжения — сводит пальцы. Сердце вообще стучит, словно сумасшедшее. Как это понимать? Почему я так реагирую?

— На кухню. Живо, — слышу словно в тумане.

Господи, зачем? Неужели для "того самого", а я так и не приобрела газовый баллончик!

Резко обернувшись, оказываюсь очень близко к его лицу. Делаю шаг назад, долбанные чашка с тарелкой: руки заняты, мысли разбегаются.

Антон Дмитриевич смотрит хмуро и повторяет:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты плохо слышишь? Я же сказал…

— Я не буду с вами ничем заниматься! — выпрямляюсь, чувствуя хоть и небольшую, но уверенность. Кофе ещё не остыл, ошпарит, будь здоров, если этот нахал начнет приставать…

Но брови мужчины тут же ползут вверх, глаза округляются.

— Чем?! — все ещё с недоумением произносит он.

— Сексом занимайтесь с кем-нибудь другим! Не думайте, что вам все дозволено! Я буду жаловаться! Я…

— Иди на кухню, Соня, — делая ещё шаг, явно сердится Жуков. Я оказываюсь буквально прибита к стене его взглядом, а между нами лишь мой неудавшийся ужин. — Есть в комнате я запрещаю. Не знаю, как у вас там принято в Мухосранске, но у себя в квартире я подобного не потерплю.

Я хлопаю ресницами, пока до меня доходят его слова. Третий раз. Третий раз за день облажаться. Так бывает?

— И даже если ты очень попросишь, секс с тобой меня не интересует.

— Я заметила, — брякаю тут же.

Меня вообще-то тоже, но хочется хоть немного сбавить обороты высокомерия у этого придурка. Мы сражаемся взглядами какое-то время, а затем Жуков ухмыляется.

Разряд, ещё разряд, приходи в себя, Соня.

Мужчина отступает, указывая головой на выход с кухни, но оборачиваться к нему спиной не спешу. Делаю шаг в сторону, ещё один, ещё. Краб, ей-богу. А затем буквально бегу в кухню. Есть расхотелось, пить тоже, но все же делаю глоток кофе, прикладывая ладонь ко лбу, медленно выдыхаю. Я что, вообще не дышала? Да что со мной?

Может, уговорить Женю поскорее съехать отсюда? Одна я квартиру не потяну, даже если на работу устроюсь.

Где, кстати, подруга? Уже собираюсь отправиться в комнату, чтобы позвонить ей, но тут раздается звонок домофона. Слышу, как Антон Дмитриевич поднимает трубку. Он, видимо, открывает дверь, вскоре из прихожей доносится голос Женьки, а я выдыхаю. Больше ни в какое кино ее не отпущу! Пусть будет рядом и спасает меня от своего… папаши.

— Где была? — задаёт ей вопрос Антон Дмитриевич.

Это не отчитывание блудной дочери, просто интерес, а я жду, что ответит Женя. Она быстро произносит, как ни в чем не бывало:

— На собеседовании!

— Молодец, — одобряет отец. — Вот кто-то работу ищет, а кто-то толстосумов. Проходи. А с работой что-нибудь придумаем.

Вечер проходит довольно спокойно. По большей части потому, что Антон Дмитриевич, приняв душ, уезжает. Не надо иметь большого ума, чтобы понять куда, тем более, когда он сообщает Жене, что будет поздно ночью, а скорее всего, вообще утром.

— Папаня, ну просто ловелас, — хмыкает подруга, глядя в окно, как он уезжает. — Впрочем, ничего удивительного. Даже в тридцать семь красавчик.

Я молчу, усиленно роясь в телефоне: просматриваю объявления о работе. Женька, присаживаясь за стол напротив, продолжает рассказывать:

— Мать говорила, по нему в нашей деревне все бабы сохли, и он этим пользовался: спал со всеми подряд.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — не выдерживаю я. Женька удивленно смотрит, и я даю задний ход. — Прости, просто эти поиски работы…

— Да я же сказала, что замолвлю за тебя словечко. Слышала, отец сказал, что поможет.

— Тебе поможет, — уточнила я, снова сжимая зубы, вспоминая его фразу про поиски толстосумов. — Я сама справлюсь.