Цветок Фантоса. Романс для княгини - Наталия Фейгина

А вечером, сидя у камина, маменька рассказывала удивительные истории из жизни владельцев найденных вещей. Истории эти, то забавные, то грустные, звучали так правдиво, словно она видела всё происходившее собственными глазами.

– Мудрая женщина твоя матушка, Елена Степановна, – говаривал Арсению столяр Михеич, полируя исцарапанный столик или перебирая костяные пластинки веера. – Ты думаешь, она просто забавляется? Она спасает вещи, вторую жизнь им даёт.

Мог ли Арсений подумать, следя за ловкими руками Михеича, что он, наследник и любимец отца, баловень матери, окажется позабытым и ненужным, как чердачный хлам? Только вот спасать его будет некому… Но, как говаривал папенька, Вотновы не ждут милостей от судьбы, а находят своё «но» на любое неприятное «вот». В конце концов, ему, Арсению Вотнову, уже целых десять лет. Он не малыш какой-нибудь, и вполне может позаботиться о себе. Решено, он сбежит и станет разбойником! Нет, лучше предводителем шайки, как благородный Робин! Оседлав колченогий стул, для надёжности прислонённый к стене, вооружившись тяжёлой тростью со стёршейся позолотой, Арсений представил себя сидящим на лесной поляне у костра в окружении до зубов вооружённых разбойников. Чучело фазана, растерявшее большую часть перьев ещё во времена папенькиного детства, пришлось как раз кстати. У воображаемого костра перед ним стоял, понурив голову и растеряв лоск, Павлин, Павел Игнатьин, волею городского главы ставший опекуном осиротевшего в одночасье Арсения. Прозвище Павлину дано было папенькой, Григорием Александровичем. Арсений однажды нечаянно подслушал разговор родителей, собиравшихся в гости.

– Опять Павлин перед тобой будет хвост распускать, – смеясь говорил папенька, глядя на маменьку в бальном платье, спускавшуюся по лестнице.

– А что, кроме Павла Игнатьина мой наряд оценить некому? – Кокетливо спросила она. – А как насчёт господина Вотнова?

– Господина Вотнова вы, сударыня, покорили уже давным-давно, – всё так же весело отвечал папенька, подавая ей руку. – И для него вы прекрасна в любом наряде.

– Льстец, – с притворным укором воскликнула маменька и нежно поцеловала мужа в щёку.

Что было дальше, Арсений не слышал, потому что гувернёр, месье Филипп, увёл в детскую. Вотнов-младший был не в обиде на месье, да и вообще редко на него обижался. Всегда элегантный и подтянутый, Филипп умел быть и строгим, и весёлым, а уж знал он, казалось, обо всём на свете. Он ни за что не позволил бы своему воспитаннику бездельничать, но увы… Павлин уволил месье Филиппа, заменив его вечно пьяным Яковом, отставным поручиком, все уроки которого сводились лишь к муштре и колотушкам.

Арсений ненавидел опекуна за это, и за то, что тот запер мальчика в загородной усадьбе, за то, что забрал в город всех слуг, оставив только сторожа и кухарку, но больше всего за то, что именно к нему в гости уехали родители тогда, когда… Вспоминать об этом не хотелось, и мальчик вновь вернулся к Павлину, стоящему перед ним на поляне.

– Дорогой Арсений, я сожалею, – пробормотал испуганный опекун, не смея поднять глаза на грозного атамана, но договорить, о чём именно он сожалеет, придуманный Павлин не успел. Мальчика отвлекли шум и крики. Арсений выглянул в окно и увидел сторожа Петрушку, суетившегося около ворот. С трудом отворив ворота, он впустил во двор бричку, принадлежавшую раньше Григорию Вотнову, отцу Арсения. В бричке – кто бы сомневался – сидел Павлин собственной персоной. Но явился он не один. Следом за бричкой во двор въехала карета, запряжённая четвёркой лошадей. Такого выезда – Арсений кое-что понимал в экипажах – не было ни у кого в Версаново. Даже экипаж городского головы, заслуженно считавшийся лучшим в городе, не шёл ни в какое сравнение с этим.

Дверца экипажа распахнулась и из неё на пыльный, поросший редкой травой двор спустился невысокий изящный блондин в тёмно-синем казакине, за ним выпорхнула юная девица в голубом платье с серебряной отделкой. Последней карету покинула высокая сухопарая дама в сером.

Наблюдать за приезжими с чердака было забавно, почти как за Петрушкой в ярмарочном балагане, но любопытство гнало мальчика вниз. Ему хотелось поближе посмотреть на приехавший экипаж, поговорить с кучером и узнать про рессоры, и про фонари… Короче узнать всё, что гордящийся каретой кучер может рассказать мальчику. Арсений полагал, что Павлин будет принимать гостей в сиреневой зале, так что можно будет проскользнуть мимо них, выйдя через чёрное крыльцо.

Мальчик, крадучись, спустился с чердака, не опасаясь, что его могут заметить слуги, изображающие лихорадочную деятельность. Яков с утра уже успел и опохмелиться, и набраться снова, так что ни гром и молния небесные, ни те, что обрушил бы на учителя Павлин, обнаружь такое безобразие, не смогли бы прервать его сладкий сон.

Но, вопреки ожиданиям Арсения, гости не прошли в дом, а задержались во дворе, так что, тихонько отворив дверь, мальчик увидел прямо перед собой гостя. Мысль о том, что месье Филипп привёл бы ему в пример одежду и манеры этого молодого человека, мелькнула у Арсения и скрылась прежде, чем мальчик успел осторожно прикрыть дверь. Но та предательски скрипнула, и гость, потянув со своей стороны за ручку, распахнул её. Не ожидавший такого манёвра Арсений вылетел на крыльцо и врезался в юношу, с трудом удержавшегося на ногах.

– Так, так, так, – удивлённо пробормотал гость. – А тут, оказывается, разбойник в засаде сидел?

Мальчик покраснел и оттого, что, поставил себя в глупейшее положение, и оттого, что на фоне элегантного костюма приезжего его собственный, тесноватый в плечах, со ставшими короткими рукавами, с прорехами, кое-как заштопанными Глашей, да ещё и перемазанный в пыли и паутине, выглядел убого.

– Разбойник, как есть разбойник, – со смехом подтвердила подоспевшая девушка. Но смех её звучал не обидно, а ласково. Дескать, и вправду, дружок, чумаз ты, ну да ничего, какие твои годы. Мальчик, осмелев, испуганно поднял опущенную было голову, и тут же опустил, увидев подходящего Павлина. Но и беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что девушка не только хороша собой необычайно, но есть в ней то самое, живое, искрящееся во взгляде, прячущееся в ямочках на щеках, плещущееся в улыбке, то, что превращает последнюю дурнушку в неотразимую красавицу, то, без чего идеально красивое лицо кажется безжизненной маской.

– На вашем месте, молодой человек, – голос подоспевшего опекуна звучал ровно, но мальчик достаточно хорошо знал, что за этим спокойствием прячется грозовая туча, и что грома с молниями и прилагающейся взбучкой избежать не удастся, – я бы постеснялся выходить к гостям в таком виде.

– Виталион, Аннет, – обратился он к приехавшим, – позвольте представить вам моего подопечного Арсения Вотнова. Как вы сами можете видеть, он не страдает избытком благонравия и хороших манер. Мальчик опустил голову ещё ниже и покраснел ещё гуще. К выговорам Павлина он уже привык и не принимал их близко к сердцу, но так унизить его перед этими понравившимися ему гостями… Стиснув зубы, Арсений снова представил себе опекуна, тщетно умоляющего о прощении знаменитого атамана разбойников.

– Господин Задольский приехал сюда, чтобы осмотреть усадьбу, которую он выкупает по поручению княгини Улитиной, – с холодной улыбкой продолжал Павлин.