Батый - Василий Ян

Имамы воскликнули:

– За кого же нам молиться? Кто из этих двух ханов окажется главным?

– Что могу сказать я, маленькая мошка! – воскликнул векиль и скрылся за воротами.

Оба имама покачали головами, спрятали розу и яблоко за пазуху и, приложив палец к губам, молча посмотрели друг на друга.

– Благоразумие требует подождать и ни за кого из них не молиться! – сказал один имам.

– Это неосторожно.

Споря о благоразумии и осторожности, оба имама направились обратно.

Внук Чингисхана Гуюк-хан – сын и наследник великого кагана всех монголов Угедэя – внезапно покинул дворец правителя Сыгнака и поставил свой малиновый шатер вдали от города, на холме в степи. Из шатра открывался вид на долину, куда беспрерывно прибывали войска,[33]которые располагались отдельными куренями.[34]

Вокруг шатра Гуюк-хана тесным кольцом стояло множество юрт. В них помещалась его охрана: молодые, отборные телохранители, тургауды, из знатных семейств степных феодалов. В кольце юрт стояли ханские кони. Их тщательно оберегали и так завертывали в попоны, что были видны только хвосты и уши. Это были редкие, драгоценные кони, которыми любил щеголять Гуюк-хан во время облавных охот, когда от коней требуются особая быстрота и ловкость.

Стараясь во всем подражать пышным порядкам, установленным его дедом Чингисханом, Гуюк поставил возле своего шатра высокое древко с черным пятиугольным знаменем, на котором золотыми нитками был вышит всадник с зверским лицом – бог войны Сульдэ, свирепый покровитель монгольских походов.

По уверениям шаманов, бог Сульдэ незримо сопровождал в походах Чингисхана и приносил ему потрясающие вселенную победы. Для этого бога за Чингисханом всюду следовал никогда не знавший седла молочно-белый жеребец с черными глазами. Внук Чингисхана Гуюк-хан также держал около шатра неоседланного белого жеребца, за которым неотступно ухаживали два шамана.

Перед малиновым шатром горели два неугасаемых костра. Шаманы, увешанные погремушками, с войлочными куклами на поясе, ходили, приплясывая, вокруг огней и похлопывали в большие бубны.

Четыре монгола медленно поднялись на холм. Они шли, наклонившись вперед, широко расставляя кривые ноги, держа стрелу за спиной. Подойдя к кострам, они покорно предоставили себя шаманам. Выкрикивая молитвы, шаманы обкурили их священным дымом – чтобы вместе с дымом улетели злые желания и преступные мысли. У входа в шатер два тургауда скрестили копья и, присев, наблюдали, чтобы входившие осторожно приподымали стрелой занавеску и не касались ногой порога, – это могло вызвать великий гнев неба: заоблачный грозный бог поразил бы тогда хозяина шатра сверкающей молнией и ударами грома.

Четыре воина поочередно переступили через скрещенные копья. Они повалились на колени и коснулись подбородками разостланного белого войлока.

– Будь славен, победоносен и многолетен, великий! – воскликнули они.

– Ближе ко мне! – послышался ответ.

Воины на коленях проползли вперед и выпрямились.

На низком широком троне, украшенном узорами из золота и кости, сидел, подобрав ноги, пухлый, с большим животом юноша. На его оранжевой шапке трепетал пучок белых пушистых перьев священной цапли – знак царевича из рода Чингисхана. Юноша был в затканной золотыми драконами малиновой шелковой безрукавке, в красных сафьяновых туфлях на высоких изогнутых каблуках. Рядом на троне лежали: справа – знак власти, металлическая с золотой насечкой булава, слева – длинная лопатка из бивня слона.

Хан Гуюк всматривался узкими глазами в лица четырех монголов.

– Вы опять пришли с голыми, как у гуся, лапами? Где же его пояс? Где его шапка? Где его рубиновые пуговицы?..

Хан схватил костяную лопатку и стал колотить монголов по щекам. Они стояли с каменными лицами, неподвижные и коренастые; казалось, при каждом ударе головы их уходили глубже в широкие плечи.

– Прости нас, владыка мира! – воскликнули они хором и снова повалились лицом на войлок.

– Говори ты первый, Мункэ-Сал.[35]Ты самый разумный из всех.

– Сейчас расскажу, мой хан! Мы узнали, что протянувший руку к далекой звезде Бату-хан, покинув Субудай-багатура, поскакал в Сыгнак с пятью нукерами…

– Он поссорился с Субудай-багатуром?

– Этого я не слышал…

– Вот когда нельзя было зевать! Почему вы не захватили его?

– Он примчался прямо к брату, Тангкут-хану, во дворец. Они оба громко спорили, они ужасно кричали. Тангкут-хан стал звать нукеров: «Убейте его!» Бату-хан выбежал, проклиная брата, вскочил на коня и ускакал…

– Вы проследили его? Где он?

Монголы снова повалились лицом на войлок.

– Вы не воины! Вы желтые дураки, пожравшие мясо своего покойного отца! – завизжал Гуюк-хан. – Вы хромые козлы!..

Недоверчиво озираясь, он продолжал злобным шепотом:

– Скачите вокруг города! Ищите моего ненавистного врага! Он в синем чапане с шестью рубиновыми пуговицами… Если вы задушите его, то будете сотниками!.. Будете тысячниками!.. Если же снова вернетесь с пустыми руками, если этот хвастун станет вождем – джихангиром, то вам не миновать смерти! Палачи отрежут вам уши и переломают хребты! Запомните это! Торопитесь!

Монгольские воины попятились и выползли за черную дверную занавеску, расшитую серебряными аистами.

Старый Назар-Кяризек, полный тревоги, вернулся в свою юрту с базара в Сыгнаке.

– Эти новости вызывают дрожь! – бурчал он себе под нос. – Отправлюсь к моему хану Баяндеру, проверю, правильно ли все, что я слышал.

Назар стал торопливо одеваться.

– Надо успеть, пока не увидела Кыз-Тугмаз! Опять начнет ворчать, что я не работаю, без дела шатаюсь… Все жены ворчат. Побью ее. Я хозяин!..

Он натянул на себя черный чапан. Так как чапан от ветхости расползался, Назар надел сверху длинную козлиную шубу, подпоясался сыромятным ремнем, вытащил из мешка желтые покоробившиеся сапоги с острыми каблуками – эти сапоги надевал, отправляясь в набег, еще отец Назара, – на голову нахлобучил овчинный малахай с наушниками и засунул за пояс плеть. Назар оглядел себя: