Душа Пандоры - Марго Арнелл

— Никиас…

— Покажи.

Не просьба даже — почти приказ. Никиас подался вперед и произнес странно прозвучавшие слова, не вызвавшие в сознании Деми никаких ассоциаций. Шагнув к ней, Харон стиснул ее запястье. Она и запротестовать не успела, как мир переменился.

В очередной раз.

Вокруг нее разлился алый сумрак — густой, плотный, почти осязаемый. Небо заволокло пеленой… Впрочем, оно было всюду, это небо. Землю здесь заменяли облака… нет, грозовые тучи. Дымную серость вдалеке с грохотом разрезали пламенные вспышки — летящие откуда-то сверху огненные молнии. Сам воздух здесь полыхал, полыхало небо, словно молнии были способны зажечь облака. В ноздри бил запах гари, дыма и чего-то еще — незнакомого, но побуждающего прикрыть нос рукой.

— Мы сейчас между небом и землей. Не так романтично, как звучит, правда? — с мрачной усмешкой поинтересовался Харон.

Алый сумрак разрезали крики боли и ужаса, приглушенные, казалось, доносящиеся до Деми через плотный слой ваты. Прогремел раскат грома, содрогнулась земля… или то, что здесь ее заменяло. Она закрыла ладонями уши, беззвучно крича, сотрясаясь всем телом. Его, словно хрупкую статую, разбивал на части оглушительный рокот.

Деми пошатнулась, с трудом убеждая ослабевшие колени удержать ее на месте. Ботинок по самый каблук утонул в облаках. Хлыстом, хлесткой пощечиной ударил страх, что она провалится в эту неизмеримо странную алую трясину. Но под мягким дымчато-алым покровом чувствовалась твердыня. Деми осторожно топнула, словно пробуя на прочность подтаявший по весне лед, и вопросительно взглянула на Харона.

Он дождался, когда поутихнет шум.

— Это барьер, воздвигнутый Эфиром, чтобы защитить смертных от бессмертной войны.

Бессмертной? Харон говорил о богах или о том, что война нескончаема? Впрочем, ей не стало бы легче от любого из ответов.

Эфир… Не просто бог изначального света, но олицетворение неба и воздуха — верхнего слоя, что окутывал облака и горные вершины, высшая оболочка мира и колыбель богов. Эфир заполнял собой пространство от небесного купола до прозрачной кисеи земного воздуха, что предназначался смертным. У последнего имени не было или же Деми его позабыла.

— Порой, когда Эфир слабеет, молнии прорывают барьер. Тогда на землю Эллады проливается алый дождь. Для чужачки, наверное, выглядит жутко. Но ты привыкнешь.

«Привыкну?» — отразилось в голове смятенным эхом.

Алый дождь? Но как он может быть алым, если… Не успев додумать, Деми наклонилась и зачерпнула ладонью низинный воздух. Кончики пальцев окрасились алым.

Пространство Эфира сочилось кровью, что лилась на облака.

Будто привлеченная словами Харона, огненная стрела ударила совсем рядом с Деми. Взвизгнув, она метнулась к нему. Не сказав ни слова, Харон одним движением задвинул ее себе за спину. Очень вовремя, потому что Деми оцепенела. Разорвись сейчас бомба рядом с ней, вряд ли она смогла бы даже пошевелиться.

Вспышка молнии обнажила то, что было сокрыто прежде. Сумрак оказался искусственным: в царстве Эфира был такой же алый день, как и внизу. А тот самый полумрак создавали полчища монстров, заполонившие собой, казалось, все пространство и заслонившие свет.

Деми не могла поручиться, что никогда не чувствовала такого сильного, удушающего страха. Страха, что медными цепями сковывал тело, вонзался в конечности ледяными шипами, замораживая внутренности и делая гусиной кожу. И все же что бы ни прятала ее память за глухой стеной амнезии, вряд ли оно страшнее увиденного в мире греческих богов.

Черные, как ночь, твари. С крыльями и клыками, с копытами и рогами, с шипастыми и гладкими, словно хлысты, хвостами, с глазами цвета крови и шкурой цвета тьмы.

Градом стрел летящие с высоты огненные молнии. Вот откуда этот запах, незнакомый Деми прежде, но очевидный теперь. Пропитавший воздух — сам Эфир — запах горелого мяса и дымящихся шкур.

Воины в доспехах из кованого металла. Мужчины и женщины, что сражались с немыслимыми тварями среди алых облаков. В руках мечи и что-то, похожее на прирученный огонь — рассмотреть мешал кружащийся каруселью хаос. И она, Деми, была в его сердцевине. С ногами, приросшими к земле, которую здесь заменяли обагренные кровью облака, с одной лишь мыслью, бьющейся в голове, что смерть очень близко.

Десятки, сотни, а быть может даже тысячи чужих смертей.

Деми взвизгнула, когда в шаге от нее в кровавое облако вонзилось что-то, отдаленно похожее на метательный нож. Вгляделась в «небо», которое здесь заменяло плотное сумрачное ничто, но во вспышке очередной молнии смогла разглядеть лишь птицу. Расправившая крылья над ее головой, птица оказалась небольшой и… железной?!

— Берегись их перьев! — крикнул Харон.

— Что?

Метательным ножом и впрямь оказалось железное перо. Его собрат едва не пригвоздил ногу Деми к облаку. Одним прыжком переместившись вправо, она воззрилась на Харона.

— Что за птицы способны метать свои перья? — вырвалось у нее истерическое.

— Стимфалийские птицы, натасканные самим Аресом, — мрачно отозвался Харон. — Медные перья — их оружие.

От раската грома задрожали облака. Молнии стали ударять все чаще.

Прямо на глазах Деми притворяющаяся человеком тварь с тонкой талией, длинными волосами и пеликаньим клювом вместо рта и носа проткнула насквозь грудь одного из воинов. Захрипев, он упал. Тварь, радостно взвыв, унеслась прочь в поисках новых жертв. Однако покой, предназначенный мертвым, воину не даровали. Вниз спикировала женщина в окровавленном одеянии, с крыльями, словно сотканными из самой ночи, и черными по самые плечи руками. Она подлетела к едва живому воину и припала алыми, как облака Эллады, губами к ране на его груди. Оторвавшись, жадно взглянула на Деми. Та обмерла, но крылатая лишь разочарованно отвернулась.

Острые когти длиной с целую ладонь, увенчавшие черные руки, подхватили мертвого воина, зажали в тиски. На своих эфемерных крыльях создание поднялось ввысь, сжимая в руках добычу, и вскоре затерялось в сумраке среди сонма тварей. Улетело, унося с собой павшего воина.

В тут и там прорезавших пространство вспышках света, Деми разглядела и других крылатых. Они бродили по полю боя, ликующе вскрикивая, когда смерть сражала кого-то, налетали на павшего, словно стервятники, били друг друга когтями и крыльями, сражаясь за умирающих, чтобы жадно опустошить их и забрать куда-то обескровленные тела.

— Г-гарпии? — запинаясь, спросила Деми.

Этот образ — крылатый, жестокий и неистовый — подсказала ей своенравная память.

— Керы, — мрачно обронил Харон.

Теперь она вспомнила и их. Лучше бы, правда, не вспоминала.

По легендам, в кер перерождались души умерших насильственной смертью. Кто знает, отчего так произошло. Может, их кончина была слишком жестокой? Повисла на душе, обременяя ее тяжелым грузом, не позволяя воспарить ввысь и обрести покой. Вот отчего, воплотившись в крылатых демонов, керы