Кольцо Пророка - Артем Рудницкий

Такое правило есть в Пакистане и в других мусульманских странах. Детей, оставшихся без родителей, не бросают на произвол судьбы, не отдают в детские дома, которых попросту не существует. Их берет на попечение община. Со временем усыновляют или удочеряют.

Деревня Билья Мина находилась в небольшом оазисе, в двадцати километрах от базы. У лейтенанта имелись все необходимые пропуска, впрочем, нас никто не останавливал. До назначенного времени оставалось около часа, и мы ехали так быстро, как только могли. Но дорога была без покрытия, хоть и укатанная. Большой скорости не разовьешь. Попадались ямы, трещины, приходилось притормаживать. Мелкие камешки и грязь летели из-под колес. Мы мчались в облаке пыли, отплевывались и ругались.

В Билья Мине проживало несколько десятков человек, все они еще крепко спали, одурев от дневной жары. Лишь один пастух поднялся спозаранку и гнал стадо овец к находившейся неподалеку горной гряде. Там, наверху, было прохладнее, и он торопился добраться до пастбища. Скользнув равнодушным взглядом по армейскому джипу, не проявил ни малейшего желания остановиться и затеять разговор. От этого не удержались бы его словоохотливые соотечественники из равнинных провинций – Пенджаба и Синда. А здесь считалось дурным тоном интересоваться чужим делами.

В сероватой рассветной дымке проступали очертания убогих домишек с плоскими крышами, дуканов с опущенными металлическими шторами. Улицы грязные, замусоренные. Повсюду полиэтиленовые пакеты, кучи отбросов. О канализации здесь понятия не имели, ее заменяли канавы и ямы, заполненные экскрементами людей и животных. Дожди смывали их на окрестные поля, однако дождей не было уже несколько недель, люди задыхались от жары и зловонных испарений.

‒ Под сиденьем! ‒ гаркнул мне в ухо Усмани. ‒ Там моя «сменка». Возьми майку, она белая.

Я вытащил мешок с одеждой, нашел футболку. Выстиранную и выглаженную, она вполне могла сойти за белый флаг. Принялся размахивать ею над головой и заорал, что есть мочи: «Envoys! Envoys!12».

‒ Они не поймут! ‒ надрывно произнес Терри. ‒ Надо на пушту, но я не знаю…Не выучил. ‒ Усмани! Усмани!

Лейтенанта заботило одно: как бы не слететь с раздолбанной дороги. Он зло дернул плечом:

‒ Так и будет. На пушту и урду. Мы используем много английских слов.

Терри дрожал ‒ от перевозбуждения или испуга, а когда джип подбрасывало на ухабах, судорожно цеплялся за борта и дуги для тента.

Я выматерился и чтобы подбодрить американца, сострил:

‒ Не дрейфь! Плевать! Пуштуны не ведут переговоры, сразу палят.

Зря я это сказал. Терри завизжал и обмочился со страху.

Наконец мы выбрались из деревни, до трех оставалось четверть часа, от силы минут двадцать.

‒ Вот здесь! ‒ Усмани резко затормозил у двухэтажного обшарпанного здания с плоской крышей. В тот же миг раздалась автоматная очередь ‒ похоже, талибы засели в ложбине, в глухих зарослях кустарника. Мы вывалились из джипа, укрывшись за колесами. Я вытянул руку с футболкой Усмани, которая уже не была белоснежной, снова стал размахивать этим подобием парламентерского флага и завопил: «Раззак! На помощь! Ты нам нужен».

Это был риск, вдруг данные были неверны и талибами командовал не Раззак, но тут, как говорится, пан или пропал.

Огонь прекратился, раздался голос: ‒ Эй, вы там, выходите!

Выглянув, я увидел Раззака и еще трех боевиков. У одного американская автоматическая винтовка, остальные, включая Раззака. держали наизготовку «калашниковы». Я поднялся и на всякий случай поднял руки, в одной из которых по-прежнему держал футболку.

В Раззаке трудно было узнать прежнего дипломата. Он ссохся и согнулся. Шальвар-камиз болтался на тощей фигуре бесформенным балахоном. Лицо угрюмое, жесткое, с ввалившимися глазами.

Талибы подошли к джипу и жестами показали, чтобы Усмани и Терри выбирались из своего укрытия.

− О какой помощи ты говоришь? – спросил Раззак. – Тебя я помню. Ты русский. А это кто? Ты, я вижу, военный, − он кивнул на Усмани, − а вот ты…

− Он американец, но он не виноват, − выпалил я, − лейтенант Усмани тоже не виноват, мы приехали, чтобы не допустить катастрофы… это ловушка, провокация, никакой ракеты не будет, здесь школа, сейчас прилетит дрон, паки сводят счеты с американцами, мы должны спасти детей! Времени почти не осталось!

Нужно отдать должное Раззаку, он соображал быстро. Что-то гортанно выкрикнул, из зарослей выбежали еще несколько бойцов. Пятеро или четверо, не помню. Мы бросились к школьному зданию. Дверь была заперта, но талибы с ходу ее выломали. Подняли с кровати учителя, седобородого пуштуна, не слушая его протесты, поволокли к выходу, детей хватали в охапку, один верзила потащил сразу двоих, мальчишку и девчонку, совсем малышей, лет по шесть, восемь. Они колотили его своими ручонками по бокам и спине, не понимая, что происходит, но парень только пыхтел и, по-моему, усмехался. Малышей усадили в джип и Усмани сразу рванул в сторону деревни. Те, что постарше, побежали следом.

Учитель пришел в себя, ему сказали, что сейчас начнут бомбить, и до старика дошло. О дронах тут знали не понаслышке.

− Всех вывели? Сколько всего детей? – в унисон спросили мы с Раззаком.

− Всех, − неуверенно ответил учитель. – Вроде всех… Нет! – его голос сорвался на крик. – Должно быть тринадцать. Роя! Несносная девчонка. Самая старшая. Опять спряталась. Скорее всего, на кухне, она там всегда прячется.

Издалека послышался гнусавый, воющий звук беспилотника. С таким звуком дроны заходят на атаку.

− Уходите! – рявкнул Раззак и кинулся в дом.

Мы побежали прочь − как можно дальше.

Удар был стремительным и внезапным. Громыхнуло и полыхнуло, здание наклонилось, стало оседать, потом стены обвалились, и крыша рухнула.

Не успел развеяться дым и осесть пыль, как появились жители Билья Мины – им было уже не до сна. Объяснять ничего не пришлось – это была не первая атака дрона и, увы, не последняя. Вместе мы растаскивали обломки – в надежде найти Раззака и Рою. В то, что они выжили, никто не верил, но чудеса случаются. Как потом выяснилось, Роя, четырнадцатилетняя девочка, спряталась на кухне, под огромной чугунной варочной плитой. Она послужила броневой защитой для девочки и отыскавшего ее полевого командира.

Что было потом – не так уж важно… Талибы ушли к границе, а мы вернулись на базу и потом в Исламабад. Пакистанцы, как и планировали, использовали происшедшее в своей пропаганде, оговорившись, правда, что «информацией о жертвах» не располагают. Усмани перевели в какую-то несусветную глушь. В посольстве я написал отчет, и там об этом инциденте быстро забыть.