На Сибирской флотилии - Геннадий Турмов

(В том же письме.)

Здравствуйте, премногоуважаемые родители, тятенька и мамонька, тятенька Прохор Николаевич и мамонька Марфида Леонтьевна! Первым долгом шлю глубочайшее сыновнее почтение и низко кланяюсь и желаю от Господа Бога доброго здоровья и благополучия в делах рук ваших. Еще кланяюсь одноутробным и дорогим братцам Андрею и Михаилу Прохоровичам и также сестрице Парасковье и Николаю, и всему семейству вашему, также братцу моему Ивану Прохоровичу и невестке Пелагее Андреевне, и Анне и Татьяне, еще тятеньке Андрияну Севастьяновичу… всем вообще кланяюсь и желаю от Господа Бога доброго здоровия. Уведомляю, тятя и братцы, я вам послал из Челябинска два открытых письма, затем в г. Вятке у Филиппа Тимофеевича ночевал и ходил в баню, ел блины, купил лампаду за 2 р. 50 коп. на его деньги. Мама раньше говорила купить свечку, и 2 рубля у него взял с собой (итого 4 р. 50 коп.).

Из Вятки до Екатеринбурга бежали двое суток, а до Челябинска из Екатеринбурга сутки. А сейчас везут медленно, в сутки уходит верст двести и триста, частые остановки. Котельницкий уезд стоит в г. Омске, но никого знакомых не видел.

Затем, тятя, и мама, и братцы, не заботьтесь мною, а радуйтесь этому. Что Бог привел, так дела все Божьи, стало быть, так угодно ему, и Он милостивый устроит все дела, и помните про мою участь. Это удел семейного положения, поэтому прошу относиться к Лукерье похладнокровнее и к моему дорогому Димитрию, и не забывайте их никогда, если что случится со мною. До свидания.

Еще, тятя, похлопочите о пособии, возьмите удостоверение от волости, что выслано в управу.

Еще, Лукерия, храни свое здоровье и помни мой совет и живи дома, дело будет лучше».

Следующее письмо было отправлено уже из Сибири.

«г. Иркутск, прибыли 16 марта.

Матвей Прохоров, супруг ваш.

Здравствуй, премногоуважаемая моя супруга Гликерия Андрияновна, шлю я вам заочно супружеское почтение, и с любовью низко кланяюсь и желаю от Господа Бога доброго здоровия и всякого благополучия. Еще кланяюсь неоцененному и дорогому моему сыночку Дмитрию Матвеевичу, Шлю родительское благословение, которое может существовать на века нерушимо. Ох! Дорогие мои Лукерия и Митя. Очень мне скучно без вас и, кроме того, настолько жалко, что не могу высказать этого. Каждую ночь какие-то сны. Лукерия, тебя вижу, когда плачешь, когда задумалась, а Митю видал только один раз, и то будто ревет. Затем уведомляю, дорогая моя Лукерия, я, слава Богу, здоров, но очень скучно. И проехали уже с три тысячи верст, и осталось еще три. На место приедем дня за два до Пасхи или за день.

Еще, дорогая моя Лукерия, осмеливаюсь написать несколько слов, а именно, живи как-нибудь, надейся на Господа Бога – и советую жить дома как-нибудь, а если со мной случится несчастье, то тоже советую, живи как-нибудь. Если, к примеру, уйти, то ты потеряешь все, ты можешь остаться без всего, а будешь жить и будет жить наш Митя, то они тебе ни в чем не откажут, и он покудова подрастет, и ты можешь тогда жить. И еще, может, Лукерия, ты вздумаешь уйти замуж, хотя вы и не думаете сейчас, но все может быть, не оскорбись на это, тогда жить с кем Бог пошлет, может будет хуже этого, а Мите вовсе будет плохо, поэтому, дорогие мои Лукерия и Митя, живите как-нибудь, покуда тятя жив и братья Андрей и Миша неженаты, там увидишь, что лучше сделать затем.

Лукерия, нам попался офицер встречу и говорит, убито мало, опасаться нечего. Может, Господь сохранит, и буду дома, только Бог дал бы здоровья. Японцев наши забрали в плен 1800 человек.

Затем, Лукерия, прошу, Митю жалей. Может, когда и надоест, но что делать, а когда будет побольше, ну, когда и пригрозишь, и помни, если я что услышу, Лукерия, что особенного, чего я не думаю, то помни: хорошего в жизни не ожидай. Но прошу извинить, что я написал.

Затем помни то, что я для тебя рад был всем услужить, когда жили, и также ты для меня, за что спасибо тебе, хотя жили мало с тобою, но зато хорошо пожили. Затем до свидания, дорогая моя Гликерия и Митя, и будьте здоровы. Не тужи, дорогая, Бог даст, приеду и заживем по-старому.

Лукерия, белье я сменил и вымыл, так что появились мелкие вши. До свидания».

Из Владивостока, дожидаясь распределения на корабли, Матвей отписал на деревню третье письмо.

«1904 года, марта 30 дня.

Христос воскресе!

Дорогая моя супруга Гликерия Андриановна, шлю я тебе супружеское почтение и кланяюсь, и желаю от Господа Бога доброго здоровия и благополучия, и поздравляю с праздником Светлого Христова Воскресения. Еще кланяюсь многолюбящему моему сынку Дмитрию и шлю родительское благословение, которое может существовать навеки нерушимо…

Я здоров, живу покудова некуда и полагаю, скоро вернут по домам, не дальше как к Рождеству или раньше. Но опять Бог знает, все закрыто, как пойдут военные действия.

Во Владивосток пришли в самую Пасху после обеда, дорога очень надоела, и поместили нас в Экипаже. Назначения никакого не знаю, команды очунь много, некоторые живут уже по месяцу.

Насчет войны все спокойно, даже ничего не слышно, неприятель, когда мы были дома, стрелял по городу и вреда не нанес, только упал снаряд около Экипажа и взорвался, и осколками, прилетевшими в окна, убило одного и сколько-то ранило, а теперь все спокойно.

Я в Пасху разговелся, на троих съели пять яиц, и как хорошо благодаря Бога, а сейчас раз в день горячая пицца, а тут чаек. Затем до свидания, Лукерия и Митя, живите, скоро приеду, известный вам супруг Матвей Прохоров.

Письмо пишите и пришлите заказным: в город Владивосток, в Квантунский экипаж, 2-ю роту, запасному артиллерийскому квартирмейстеру Матвею Прохоровичу Лаптеву».

Следующее письмо из Владивостока ушло в начале апреля 1904 года.

«Христос воскресе!

Премноголюбящая моя супруга Гликерия Андрияновна!

Первым дело шлю я, супруг твой, Матвей Прохорович, супружеское почтение и с любовью низко кланяюсь. И желаю от Господа Бога доброго здоровья и всякого благополучия. Еще кланяюсь дорогому и милому моему Дмитрию Матвеевичу и шлю родительское благословение… Уведомляю, дорогая моя Гликерия: я в настоящее время, слава Богу, здоров и покудова никуда не назначен… В городе Владивостоке все спокойно, опасности никакой не предвидится, неприятель не бывал. Город стоит между горами, взять его трудно, и поэтому считаем за счастье, что попали во Владивосток, а не в Порт-Артур. Бог велит, обойдется все благополучно. Бог дал бы здоровья…

Ох! Дорогая Гликерия, очень мне скучно без вас, скучно не знаю как.

Одежды еще не давали, сплю на голых досках, пинжак в головах и одевшись… Ну, это дешево стоит, без этого можно обойтись, только дал бы Бог здоровья тебе, Мите и мне, и пришлось бы свидеться… Гликерия, прошу тебя, береги здоровье и Митю и слушайся родителей во всех отношениях. Как-нибудь терпи, что делать… Еще прошу тебя, Гликерия, напиши мне, как живешь и как Митино здоровье… Напиши, пожалуйста, два письма и разом пошли – может быть, которое из них и получу. Очень желал бы получить хоть одно письмо. Пиши, Гликерия, хотя бы по одному письму в месяц, мне будет веселее. Прощай, дорогая моя, и будь здорова. Остаюсь с почтением к тебе супруг твой Матвей. Письмо посылай без марки.