Сказки - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты хочешь получить? — задал вопрос шейх. — Вершки или корешки?
— Разумеется, вершки! — воскликнул Сатана.
Шейх посадил картошку, морковь и репу. Собрав осенью урожай, он отдал дьяволу ботву, а себе взял все остальное.
— Ладно, ладно, — сказал Сатана. — На этот раз ты меня перехитрил. Но со второго урожая ты отдашь мне корешки.
Шейх посеял рожь, рис и кукурузу. Собрав урожай, взял себе зерно, а корни отдал дьяволу!»
— Все это хорошо, — грустно возразил Готтлиб. — Но в моем контракте с Сатаной не говорится ни о вершках, ни о корешках…
— Ну ничего, — подбодрил его угольщик, — не унывай! Иди в деревню, найди там постоялый двор и выспись хорошенько. А утром отправляйся дальше в путь, полагаясь на Всевышнего. Пройди три деревни и остановись в четвертой. В трактире «Меч Архангела» найдешь меня. Ну, до встречи!
И, еще раз призвав Готтлиба не отступать от своих добрых намерений, угольщик исчез в кустарнике, из которого перед тем появился.
Юноша в точности исполнил его указания и после удивительно спокойной ночи отправился на поиски указанной деревни.
Но уже во второй деревне — а вы, дорогие дети, помните, что остановиться Готтлиб должен был только в четвертой — услышал стук кеглей и тут же, всего в нескольких шагах, заметил корчму, а рядом с ней сад.
Стук падающих кеглей доносился оттуда.
На игровой площадке находился всего один человек. От скуки он упражнялся в игре в кегли.
Завидев приближающегося Готтлиба, он вышел к нему и пригласил сыграть.
Готтлиб сделал было шаг навстречу, но, вспомнив данное Богу и старику-угольщику обещание, категорически отказался, а когда незнакомец принялся уговаривать его, воскликнул:
— Господи! Дай мне силы устоять перед соблазном!
Едва он это сказал, как дом, сад, кегельбан и игрок исчезли!
Но Готтлиб успел заметить, как человек этот погрозил ему кулаком. И парень понял, что это был сам Сатана.
Он перекрестился и со всех ног пустился прочь от этого места.
Нигде не останавливаясь, он долетел до третьей деревни. Здесь, все еще трепеща от ужаса, Готтлиб остановился, выпил в трактире кружку пива и отправился дальше.
Через час он прибыл в четвертую деревню.
Парень спросил, какой из постоялых дворов самый лучший и, услышав, что это «Меч Архангела», понял, что старый угольщик его не обманул.
А тот уже стоял на пороге.
— Ты сдержал слово, мой мальчик, — сказал старый угольщик. — Тебе удалось устоять перед искушением, и я надеюсь, что так будет и впредь. Правда, еще миг — и ты погиб бы, но, к счастью, сумел воспользоваться щитом, о который разбиваются даже самые острые стрелы и копья…
А теперь следуй за мной.
К великому удивлению Готтлиба, угольщик привел его в сад и приказал гарсону поставить кегли.
Готтлиб пришел в ужас.
— Сыграем? — предложил старец. — Покажи-ка мне, на что ты способен!.. Не волнуйся! На этот раз я освобождаю тебя от клятвы… Вот шар. Ты — первый.
И тут, взглянув на площадку, юноша воскликнул:
— Что это такое? Как? Пятнадцать кеглей?
— Вот именно, мой мальчик! — ответил угольщик. — Пятнадцать. Мы уже не в Пруссии, где играют девятью кеглями, а в Силезии! Теперь ты понимаешь? Заключая с тобой контракт, Сатана оказался глуп так же, как и в истории с шейхом!.. Так что смелее!
Дрожащей рукой Готтлиб взял шар и, как было договорено с сатаной, одним ударом сбил девять кеглей.
Но шесть фигур остались стоять!
Теперь пустил шар угольщик.
Пятнадцать кеглей упали, как одна!
— Все пятнадцать! — крикнул пораженный чудом юноша, и слезы радости и признательности брызнули из его глаз, устремленных на избавителя.
Ноги Готтлиба подкосились, и он упал в обморок.
Когда Готтлиб пришел в себя, то увидел, что лежит он на шелковистой траве на вершине удивительно красивого холма, а его дорожный чемодан находится под головой.
Юноша огляделся.
— Не сон ли все это, Господи? — удивленно воскликнул он. — А может, я все еще во власти Духа Зла?
Но тут подул ветер, и к ногам Готтлиба подкатился свернутый в трубку лист бумаги.
Он поднял его и взглянул.
Крик радости вырвался из его груди.
Это был контракт, заключенный с тем незнакомцем!
На росписи Готтлиба стоял жирный крест. Договор был аннулирован.
Рыдая от счастья, юноша встал на колени и стал благодарить Бога, пославшего ему избавление.
— Спасибо и тебе, старый угольщик! — добавил он. — Тысячу раз спасибо за помощь!.. Чем еще могу я доказать тебе свою признательность?
Из леса послышался громовой голос:
— Держи слово! Никогда больше не играй!
С тех пор Готтлиб не только никогда не играл, но даже и не пытался блеснуть своими нарядами или особой ловкостью. Напротив, он все больше стремился быть скромным и добрым.
Он сохранил свое мастерство токаря и снова стал желанным работником для владельцев мастерских, которые наперебой приглашали его к себе.
Все, кому Готтлиб рассказывал историю своего сговора с Сатаной и чудесного избавления, единодушно сходились на том, что старый угольщик был ни кто иной, как сам святой Петр, который, помогая другим, старается стереть из памяти людей воспоминание о том, как в бытность человеком и учеником Иисуса Христа, по слабости своей, трижды предал Его.
Жил-был молодой крестьянин по имени Пьер. Его мать с отцом умерли, и остался он круглым сиротой. Однако, хотя Пьер очень скорбел по тем, кто дал ему жизнь, своей независимостью он страшно гордился. Но больше всего ему было по душе, что никто не мог приказать: «Делай то, не делай этого». И он беззаботно бродил по полям, прислушиваясь только к голосу собственной лени. А к лени Пьер был особенно склонен! Впрочем, если он позволял себе этот недостаток — один из самых серьезных, дорогие дети! — то для этого у него имелись все возможности. Родители его были людьми бережливыми и оставили сыну отлично налаженное хозяйство и великое множество всевозможной животины, не считая кур, уток и гусей; амбары Пьера ломились от зерна, а вокруг фермы стояли стога сена, каждый высотой с хорошую гору.
Но мэтр Пьер, как стали величать героя после смерти родителей, не задумывался над тем, что все эти богатства исчезнут, если не трудиться и не пополнять их, и вел жизнь беспечную, нисколько не думая о будущем. Самым большим удовольствием, превратившимся в основное занятие Пьера, было спать с восьми вечера до девяти утра, а затем, с девяти утра до восьми вечера, дремать на травке.