Люди в сером - Кирилл Юрченко

Лазаренко внимательно смотрел на него, как будто ждал, что Волков еще что-нибудь скажет. Но Георгий молчал. Он, наконец, оторвался от перил и первым спустился в коридор. Еще издали он увидел, что дверь в прозекторскую открыта, хотя недавно был здесь, когда искал старика, и все двери нашел запертыми. Он вопросительно посмотрел на Лазаренко.

– Я закрывал, – заволновался старик и проверил в кармане ключ.

Помня, что в пистолете еще остался патрон, Георгий достал оружие и двинулся вперед.

Дошли до двери. Георгий осмотрел замок – накладка на косяке выломана с корнем.

Он приоткрыл дверь – внутри горел оставленный включенным светильник и виден был царящий в комнате раздрай. Предметы со столов сброшены на пол, стекляшки разбиты, в комнате с кушетками такой же разгром, и микроскоп валяется на полу. Даже столы сдвинуты с места, и одна из кушеток лежала перевернутая, как будто побывавший здесь злодей решил досадить как можно больше.

Старик в растерянности остановился на пороге, глядя на руины:

– Баночка… Здесь должна быть баночка из темного стекла!

– Нету вашей банки, – уверенно сказал Георгий, даже не осмотрев толком комнату.

– Жаль. Я так и не успел кое-что изучить.

Лазаренко нагнулся и стал подбирать уцелевшие предметы.

– Нету больше этой слизи! – Волков произнес это будто с наслаждением.

– Что же теперь делать?

– Радоваться, что живы остались! – произнес он.

«Хорошо, что я вернулся, – подумал Георгий, – кто его знает, пришел бы старик от вахтерши сюда пораньше и попал бы под замес. Но урод все равно может вернуться. Ведь главного он не нашел!»

Георгий помог Лазаренко прибраться. Они смели осколки в кучу, вернули кушетку и столы на прежние места.

– Ну вот и все. Как будто и не было ничего, – вздохнул старик, окидывая взглядом комнату. И добавил: – Почти так.

Было заметно, что Михаил Исаакович только показывает вид, что не слишком-то удручен произошедшим.

– Что-то я, знаете, устал.

Старик улегся на кушетку. Георгию же спать совершенно не хотелось. Наоборот, он ощущал необычный прилив сил.

– Вы ложитесь, Михаил Исаакович, а я тут побуду, – сказал он. – Как вы себя чувствуете?

– Неважно, – не стал врать старик.

– Может быть, лекарства какие нужны?

– Нет, у меня есть.

Лазаренко вскоре уснул. Георгий тревожно наблюдал за его дыханием – оно казалось беспокойным и неровным. Хотелось взять старика за руку и проверить пульс, но он предпочел пока не беспокоить его и просто наблюдал.

Он сел на пол и, прислонившись к стене, держал пистолет на изготовку, намереваясь всадить последнюю пулю в любого непрошеного гостя, кто снова попытается войти в дверь, подпертую металлическим стулом. А там – будь что будет.

Время шло, и вскоре он стал ощущать странное покалывание в затылке. Сначала не обращал на него внимания – подумал, что все-таки это последствие удара. Но покалывание с головы переместилось на шею и сменилось легким онемением. Вскоре Георгий понял, что не может вращать головой. Он попытался сменить позу, но онемение теперь захватило и спину. Руки тоже плохо слушались.

Страха не было, только осознание того, что с тобой происходит что-то мерзкое. Как ни старался Георгий подняться, мышцы отказывались слушаться. Вскоре к покалыванию прибавился жар – он также начался с головы, перетек в шею, спину, конечности. Постепенно к Георгию пришло понимание, что он уже не управляет самим собой и превратился в комок мыслей, просто находящихся в оболочке, бывшей когда-то его телом.

Некоторое время жар еще усиливался, а потом вдруг схлынул в один миг, и появилось чувство оторванности от всего физического, что мешало в былом состоянии: не стало боли, усталость исчезла. Ко всему добавилось ощущение невероятной легкости. Георгий отлично видел все предметы в комнате. Даже те, которые в принципе не мог бы разглядеть, если бы находился в обычном состоянии. Ведь он прекрасно видел не только те углы комнаты, которые находились впереди и по бокам, но – потолок и выщербленный кусок стены за спиной и все, что лежало под кушетками. И это притом, что не мог даже повернуть голову.

Он вдруг подумал о старике, и тут же лицо Лазаренко появилось перед ним – умиротворенное лицо человека, позабывшего обо всех неприятностях и спящего сладким сном. Кажется, его не разбудишь даже пушечным выстрелом.

Георгий подумал, что как назло именно сейчас кто-то может снова войти в дверь – кто-то представляющий опасность. И он ничем не сможет помешать чужаку.

И тотчас на волне беспокойства Георгий увидел открытый проем двери, а за ним – пустынный коридор и погруженные в ночь больничные лестничные пролеты, где не было ни души.

Создавалось впечатление, что он покинул свое тело и витал в коридоре.

Сначала было страшно, затем он успокоился немного и все-таки одного не мог решить для себя – это происходит в реальности или он просто находится в забытьи? Нередко сны его, как, наверное, у каждого человека, казались настолько реальными, даже при всей своей фантастичности, что он готов был поверить в очевидность происходящего.

«Может быть, это смерть?» – без страха подумал Георгий. «Так, наверное, должно выглядеть отделение души от тела. Значит, есть она – душа?!»

Ему вдруг захотелось смеяться от радости.

«А я ведь еще в этом сомневался, был совершеннейшей глупости человеком. Но вот что происходит с ней потом? Даже не потом – сейчас? Что происходит со мной сейчас? Ведь я – это я. Или не я? Умер или нет?»

«Умер или нет?!» – после этого повторенного вопроса впервые возникло чувство боли, жажда поскорее забраться обратно в собственное тело, спрятаться в нем. И тотчас исчезло ощущение полета, а вместе с ним та невыразимая легкость. Боль стала еще сильнее – совсем как тот жар, только недавно еще заполонявший каждую частичку его организма.

Георгий застонал. То, что живой, откликающийся вибрацией голос исходил из собственного горла, порадовало его лишь на миг. Боль усиливалась и превращалась в бетонную оболочку, крепким панцирем сковывала его с головы до пят. Все так же нельзя было пошевелиться. Теперь все тело превратилось в боль. Что-то давило на ноги, жалило в грудь и руки. Все сильнее и сильнее. Когда боль стала уже невыносимой, Георгию захотелось кричать, но звуки утонули в груди под следующей порцией боли.

Он был на грани потери сознания, когда неуправляемый мышечный импульс заставил его с силой дернуться и вытянуть ноги на полу.

И, как только он это сделал, сразу вдруг отпустило – там внизу, в бедрах, коленях, ступнях, появилась приятная слабость. Боль еще оставалась выше пояса, но и она исчезла, после того как пришли в движение руки. Только движения эти были неуправляемыми и неосознанными.

По-настоящему дикий страх Георгий испытал, когда понял, что тело его живет своей жизнью. Он видел, что стоит посреди комнаты, намереваясь отодвинуть стул, подпиравший дверь, и выйти. Но едва попытался остановить себя, заставить тело подчиняться собственным приказам, делать «так, как я хочу», острая боль опять вонзилась в грудь, прямо в сердце, и через нутро пробила в голову – в самый мозг, заставив на миг ослепнуть. Но он даже не мог обнять голову ладонями, чтобы защититься от этой боли.