Южный ветер - Норман Дуглас

Впереди на голом буроватом возвышении рисовались на фоне синего неба развалины. Затейливое строение, ныне заброшенное и пребывающее в бедственном состоянии. Штукатурка, разъеденная влажными морскими ветрами, отвалилась, обнажив небрежную каменную кладку такого же ржавого цвета, что и земля, на которой стояло здание и с которой оно казалось готовым да и норовившим сравняться. Всё сколько-нибудь полезное и транспортабельное, всё, что свидетельствовало о пребывании здесь человека, что напоминало о жизни и об удобствах — фарфоровые изразцы, резное дерево, оконные стёкла, кровельный материал, мозаики и мраморные полы — всё это увезли отсюда давным-давно. Дом стоял посреди полдневного зноя — голый, ободранный, обесчеловеченный. Не осталось ничего, способного порадовать глаз или воссоздать видения прежнего великолепия, ничего изящного или романтического, ничего, отзывавшегося суровым воинственным предназначением этого здания. То была современная руина, груда мусора, бесстыдный, фривольный скелет. Наспех построенные стены и зияющие оконные проёмы приобрели почти непристойное выражение потасканной никчёмности — словно заплесневелые кости какой-то давно забытой куртизанки выбрались из могилы проветриться и погреться на солнышке.

Осмотрев то, что осталось от претенциозного фасада, мистер Херд вошёл внутрь.

В покоях, ещё сохранивших кровлю, стояла глубокая тень; тень, парная жара и язвительный запашок минерального вещества — тех самых целебных вод. Епископ прошёлся в полумраке по залам и коридорам, мимо просторных салонов и расположенных рядами кабинок, по-видимому служивших для раздевания. Ядовитый запах следовал за ним по пятам, наполняя собою здание. Всюду царил распад. С потолков свисали клочья цветной бумаги; толстым, не потревоженным несколькими поколениями слоем лежала пыль. В закисшие углы набился нечистый сор. Сквозь пустые световые люки в потолках сюда проникали солнечные лучи, они играли на покрытой грибком штукатурке простенков, кое-где поросших ярким ядовито-зелёным лишайником. Обойдя эту скорбную, неприятно влажную кучу обломков, епископ понял, почему местные жители опасаются заглядывать в населённое упырями строение.

В конце концов каким-то тёмным проходом он с облегчением выбрался туда, где некогда располагался ухоженный парк. От цветников и кустарников не осталось даже следа; дорожки, орнаметнальные каменные скамьи и искусственные террасы понемногу ушли в бурую землю. В центре пришедшего в упадок парка бил когда-то целебный источник, вода, пузырясь, стекала в цементный, имеющий форму раковины бассейн. Теперь в нём было сухо. Однако тёплая влага ещё покрывала его края, на которых остался от прежних времён приятный для глаза опаловый слой минеральных осадков. Опустив ладонь пониже, епископ ощутил подымающийся от земли прерывистый ток горячего воздуха, слабый, как дыхание умирающего. Какая-то потаённая жизнь ещё бьётся там, в тёмной земле, заключил он. Как любопытна эта вулканическая связь с материком, о которой говорил граф Каловеглиа.

Вскоре он очутился вблизи покосившегося остова маленького павильона, выстроенного в нелепом китайском стиле и кажущегося грустно неуместным посреди классического ландшафта, омываемого синими тирренскими водами. Здесь он присел отдохнуть. Он смотрел на остатки старых дорог, что змеисто извиваясь, спускались с плоскогорий; дорог, по сторонам которых когда-то несомненно росли раскидистые деревья и по которым спускались сюда изнурённые мирскими радостями калеки. Епископ представил, как они движутся оживлённым караваном — пешие, верхом на мулах, в портшезах, предвкушая здоровье и удовольствия, которые ждут их в этом месте, теперь столь лишённом жизни. Внизу, так близко, что можно было докинуть камень, лежал пляж. Матросы, отец с сыном, вытащили лодку на берег и присели в её тени, разложив какую-то еду на расстеленном между ними цветном носовом платке. Бробдингнеговский короб{128} с завтраком был уже выгружен. Кит и чета его гениев плавали; сам Кит выглядел совершенно как розовый Силен{129}. Судя по взрывам смеха, удовольствие они получали огромное. Мистер Херд подумал, не принять ли и ему участия в их весельи, но оставил эту мысль — что-то странное воздымалось вокруг него, сковывая его порывы.

Он знал, что это — южный полдень. Пусть в окружавших его печальных развалинах и не обитал никакой призрак, но нечто неуловимо враждебное витало в полдневном воздухе. В такой фантастический час, чувствовал епископ, может произойти всё что угодно. По наущению этого незримого Присутствия способны совершаться самые дикие безрассудства.

Он попытался припомнить, что сказал ему Кит об этом растленном типе, о Мулене. Ретлоу… где он всё-таки слышал это имя? Но мистер Херд тщетно копался в памяти. Блеск, окружавший его, насыщала враждебная мощь, которая, словно вампир, высасывала из него жизненную силу, лишая ум гибкости; то был дух зла, мерно дышащий в мирном солнечном воздухе. Он обращал ландшафт, плясавший перед глазами епископа, в морок, в мираж, переиначивая образы и природы, и плодов человеческой деятельности…

Тут епископ обнаружил, что Кит и его компаньоны уже оделись и занялись разгрузкой нелепого короба. Они звали его к себе. Колдовское заклятие спало.

Епископ спустился к воде.

— Хорошо поплавали? — осведомился он.

— Изрядно! Сейчас эти ребята изготовят нам для начала недурственный омлет. Я не любитель холодных завтраков, а вы? По-моему они ложатся на желудок свинцовой тяжестью.

— А матросы к нам не присоединятся?

— Нет. Им и так хорошо платят. Конечно, они были бы не прочь пристроиться ко мне в услужение. Но я никогда не нанимаю островитян, разве что на временную работу, это оберегает меня от всякого рода неприятностей с местными жителями и от их семейных интриг. Даже тех, что постарше. Последние слишком склонны к размышлениям, а стоит слуге начать задумываться, как он становится бесполезным. Я считаю, что по-человечески общаться можно только с посторонними людьми. Если вам требуется хорошо сделать какое-то дело, обращайтесь к человеку со стороны, к профану, к толковому любителю. И когда соберётесь жениться, Херд, позаботьтесь о том, чтобы жена ваша происходила из другого сословия, из других мест, из другой страны — если удастся, c другой планеты. Иначе пожалеете. Я не хочу сказать, что усматриваю какие-то неприемлемые стороны в инцесте; на мой взгляд это самая естественная вещь на свете…

— Подумать только!

— Да, и всё же с ним связан неодолимый предрассудок. Вероятно, искусственный, современного происхождения. Подозреваю, тут не обошлось без духовенства. Царствующие семьи всегда придерживались этого обычая, некоторые придерживаются и до сих пор, в Сиаме, например. Удивительно, но дольше всего анахронизмы живут на противоположных полюсах общества. Что бы вы ответили, — продолжал он, — на предложение забраться по этому ущелью немного повыше, в тень? Я не могу толком переваривать пищу, когда меня палит солнцем. А по пути расскажете, как вам показались развалины… Нет, я сознаю изъяны инцеста, серьёзные практические изъяны — бесплодие, инбридинг. Конечно, можно найти доводы и в пользу экзогамии. Audi alteram partem,[59]как сказал бы Эймз, хотя Бог его знает, почему он считает, что на латыни это звучит лучше. Привидение видели?