Второй пояс. Откровения советника - Анатолий Воронин

Муслим Исмат проигнорировал это совещание, поскольку отлично понимал, что из-за отсутствия одной из сторон никакого ответственного решения принято не будет.

Так оно все и вышло. Пошумели нурзаи на джиласе, да так ни с чем и разошлись.

По окончании того совещания партийный секретарь предложил собрать в ближайшее время Джиргу, куда пригласить всех старейшин пуштунских племен, проживающих в провинции. Хотя он, наверное, и сам не представлял, как можно было это сделать. Но, как говорится, дело сделано, идея двинута в народ, а там хоть трава не расти.

Раздосадованные нурзаи, посылая матюки в адрес бездушных государственных чиновников, всей толпой пошли к зданию губернаторства выяснять отношения со своим высокопоставленным соплеменником. Губернатор Сахраи не на шутку испугался разъяренной толпы и срочно смылся из своего кабинета. Куда он запрятался, никто так потом и не узнал, но здания губернаторства в тот день он вообще не покидал. Видимо, отсиживался где-нибудь в пыльной подсобке наедине с помойными ведрами и вонючими половыми тряпками, трясясь от страха за собственную шкуру. Зато как взятки брать, так это он с протянутой рукой завсегда в первых рядах страждущих.

Мир Акаю пришлось срочно собирать сотрудников царандоя, сидящих по кабинетам Управления и в городских РОЦах, и перебрасывать всех их к месту возможного конфликта. Оружия никому давать не стали, а тем, кто его имел, порекомендовали запрятать его до поры до времени подальше и никому не показывать. Один неверный шаг, один случайный выстрел какого-нибудь провокатора мог привести к большому кровопролитию. Под «раздачу» попали бы и ни в чем не повинные кандагарские зеваки, которые наверняка не упустили бы возможности присоединиться к митингующим и подрать глотки на благо общего дела.

Как в тот день удалось избежать крупных неприятностей, я так и не понял. Скорее всего, большую роль в этом сыграла простая человеческая жадность.

Оперативники царандоя, крутившиеся в той толпе, пустили слух, что все, кто присутствовал на джиласе, могут прямо сейчас получить гуманитарную помощь, которую раздают по трем адресам. Этот трюк в последний момент придумал сам командующий царандоем. Пока митингующие, разбившись на несколько групп, добирались до вожделенных закромов, туда уже прибыли сотрудники царандоя. Им была дана команда подчистить все остатки риса и муки, которые там еще оставались с прошлого завоза.

Получив на руки кульки с халявной «гуманитаркой», люди на время позабыли обо всем, что их всех привело в Кандагар.

Но и после этого «жеста доброй воли» со стороны госвласти противостояние племен не закончилось. Оно только притухло на некоторое время, но уже во второй половине февраля драчка между воинствующими племенами разгорелась с новой силой, и у обеих сторон появились новые жертвы.

Срочно был созван провинциальный Совет обороны, куда входили руководители всех силовых ведомств в провинции, губернатор и секретарь провинциального комитета НДПА. На заседание Совета был приглашен и генерал Муслим Исмат.

Вместо того чтобы трезво оценить сложившуюся в приграничье обстановку, с первых минут заседания Совета Муслим Исмат стал обвинять губернатора во всех смертных грехах. Сначала все присутствующие даже оторопели, не зная, чем ответить этому авантюристу в генеральских погонах, но постепенно пришли в себя и, после того как он закончил свою обвинительную речь, всем скопом накинулись на строптивца. Чего только ему в те минуты ни наговорили. Исмат слушал ораторов молча, слегка кривя губы, словно капризный мальчик, наказанный за незначительную шалость.

После того как против него выступил начальник кандагарского Управления МГБ генерал Тадж Мохамад, его самый что ни на есть непосредственный шеф, Исмат вскочил с насиженного места и, не стесняясь в грубых выражениях, стал того оскорблять. Когда Исмат обозвал Таджа малолетним сосунком, дело едва не дошло до потасовки, и все присутствующие вынуждены были броситься разнимать этих двух «бойцовых петухов», которые ни в чем не хотели уступать друг другу.

Вырвавшись из цепких рук «товарищей по борьбе», Исмат заявил, что это дело так не оставит и будет жаловаться самому Наджибулле. Пусть он решает, кому здесь в провинции быть главным. А если и он не разберется во всем, что здесь происходит, то все присутствующие сейчас на совещании раздолбаи узнают, что из себя представляют он, Муслим Исмат, и его малиши, после того как провинцию покинут советские войска.

Не дожидаясь ответной реакции присутствующих, мятежный генерал выскочил из зала заседаний, громко хлопнув за собой дверью. В сопровождении двух десятков машин с сидящими на них малишами он уехал в свой родовой кишлак Спинбульдак. Покидая город, малиши открыли беспорядочную стрельбу в воздух, выразив таким своеобразным способом свое глубочайшее презрение ко всем, кто в этот момент был не с ними. Советские военнослужащие из артиллерийского дивизиона, стоявшего лагерем у советнического городка, посчитав, что из города с боем прорываются «духи», едва не начали по ним палить из всех видов вооружений, какие у них только имелись. Если бы не острый глаз наблюдателя с «бочки», который успел разглядеть машины с малишами и вовремя дал отбой, неизвестно, чем бы все это закончилось.

В тот день никто из нас и предположить не мог, во что совсем скоро выльются все эти межплеменные разборки.

С первых же дней наступившей весны дожди в провинции стали заметно затихать. Да и пора уж. Почва пропитана влагой до такой степени, что где ни копни, тут же выступает вода. Небольшой блиндажик около нашей виллы, в котором мы установили свой персональный миномет, полностью затоплен водой. Несмотря на все наши попытки вычерпать ее оттуда, вода с завидным постоянством появлялась там вновь и вновь. Поняв, что из нашей затеи так ничего и не выйдет, вытащили миномет из «болота» и установили его посреди огорода. Кто знает, может, он понадобится нам уже в самое ближайшее время, поскольку «духи» с каждым днем все активнее проявляют себя и в «зеленке», и в городе.

А провинциальный комитет НДПА словно не от мира сего. Его руководитель Ошна решил первый весенний день ознаменовать митингом, посвященным совместному заявлению Горбачева и Наджиба о предстоящем выводе советского военного контингента из Афганистана. Накануне по Кандагарскому телевидению показали интервью с Наджибом, в котором он рассказал, что уже через пару месяцев несколько советских воинских частей покинут территорию страны. И как бы в подтверждение его слов продемонстрировали сюжет о том, как провинцию Герат покидает одна такая часть. Шум, гам, слезы умиления, веночки из искусственных цветов на шеях у улыбающихся советских военнослужащих, советские и афганские бумажные флажки на тонких палочках, трепещущие в руках провожающих…

Мы смотрели на эту агитку и вслух матерились. Что это за вывод войск, когда бронетехника идет не своим ходом, а едет верхом на трейлерах? Не надо быть большим мудрецом, чтобы не понять, что под видом вывода воинской части шурави вывозят старую, вдрызг раздолбанную и не подлежащую никакому ремонту бронетехнику, на которую усадили сборную «солянку» из дембелей и отпускников. Уж кто-кто, а мы-то отлично знали, что в то же самое время по дороге со стороны Хайратона, через Саланг, в Афган въезжали танки и бронемашины, большинству из которых потом суждено остаться в Афганистане, чтобы впоследствии стать ударной силой прокоммунистического режима Наджиба.