Напиши себе некролог - Валерий Введенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Неужели жив? Я вроде как следует его приложил, – пожал плечами товарищ Леонид и велел приятелю: – Добей-ка его. Тебе ведь нравится убивать.
– Кого? Швейцара? Да ни в жизнь. Я ведь сам из швейцарского сословия. Неужто позабыл?
– Тогда свяжи своего собрата и кляп ему по самые гланды воткни. А то замычит в ненужный момент.
Захарка Петров и Ленька Каретный познакомились в Литовском замке перед отправкой в Псковский централ[86], где в одной камере просидели каждый свой срок. И вместе были отправлены на поселение. Как тут не сдружиться? Вместе с поселения и сбежали. Занялись грабежами и разбоями. Карету и Швейцара много раз ловили, но каждый раз им удавалось сбежать. А в октябре 1905 года их отпустили по амнистии из Акатуйской тюрьмы – подкупленный Каретой надзиратель обоим «переменил участь», выдав документы умерших от туберкулеза политических заключенных. К началу декабря два негодяя добрались до Москвы. Восставшие без малейших сомнений приняли жертв царского произвола – товарища Захара и товарища Леонида – в свои ряды, снабдили документами и оружием. Выдавая себя за дружинников, парочка грабила квартиры и особняки. Адреса для налетов Каретный находил в справочнике «Вся Москва», который прихватил из гостиницы в первую ночь по приезде в Москву.
После прибытия в Первопрестольную «семеновцев» Каретный решил, что пора «делать ноги». Добычу удалось вывезти с Пресни и сдать в камеру хранения Николаевского вокзала. Поезда в Петербург, несмотря на восстание, ходили регулярно, оставалось лишь купить билеты и погрузить добытый слам в багажный вагон.
– Я тут в справочнике еще кой-кого нашел, – признался Карета Швейцару уже возле касс.
– Да хватит уже. Жадность фраера сгубила и нас погубит.
– Не в жадности дело. Яблочкова я отыскал.
– Отомстить ему хочешь?
– Сперва правду узнать. Я ведь как граф Монте-Кристо отсидел, сам не зная, за что. Завьялов поклялся, что Яблочков все подстроил.
– И ты ему веришь?
– Я его раскаленным утюгом пытал.
– Тем более.
– Завьялов не врал. Я вижу, когда врут. Слушай, Мясницкая недалеко. Давай смотаемся. Он ведь и тебя засадил.
– Не по своей воле. Жид был виноват.
– Так пойдешь?
– Разве я тебя брошу?
Наняли извозчика, велели отвезти на Ярославскую товарную, где у одного из пакгаузов его и убили. Захар надел снятый с трупа тулуп и, взяв вожжи в руки, спросил:
– А где та Мясницкая, хоть знаешь?
Пока Захар привязывал Яблочкова к стулу, Каретный держал под прицелом его жену и сыновей.
– Ну? Узнаешь меня?
От этих слов у Яблочкова защемило сердце. Значит, не просто налетчики. А униженные им и оскорбленные. Дай теперь бог остаться целым и невредимым.
– Нет, – покачал головой Арсений Иванович.
Сколько их было, всех и не вспомнишь.
– Семьдесят первый год, Леонид Каретный собственной персоной.
Издевается над ним, что ли, сегодня Господь? Не прошло и часа, как расстался с княгиней Тарусовой, по воле которой он и засадил этого молодца. А вдруг встреча с ней не гримаса судьбы? А, наоборот, судьба ему заранее руку для спасения протянула. Яблочков-то всего лишь был орудием, Каретный ищет истинного виновника своих злоключений. Надо выстроить разговор так, чтобы негодяй, узнав ему необходимое, ушел восвояси, не тронув ни его, ни семью. Каретный – дворянин, надо взять с него слово, что оставит всех в живых.
– И что вы от меня хотите? – осторожно спросил Арсений Иванович.
– Зачем подстроил то ограбление?
– Не понимаю, о чем вы?
– Ах, ты не понимаешь? – усмехнулся Карета и перевел револьвер на сыновей. – Кого из них любишь больше? Обещаю, что его пощажу.
Катерина Леонтьевна, услышав угрозу детям, грохнулась на колени:
– Умоляю, пощадите их. Меня убейте, меня.
– Катя, встань. Я все расскажу, если дадите слово дворянина, что тут же уйдете и никого не тронете.
– Я давно уже не дворянин, – напомнил Каретный.
– А я всего лишь исполнял приказ.
– Чей?
– Крутилина.
– Крутилин давно в могиле. Его уже не спросишь, зачем ему было засаживать меня на каторгу.
– Повторюсь, дадите слово, что никого не тронете, открою вам эту тайну.
– Клянусь!
– Об этом попросила Крутилина княгиня Тарусова.
– Александра Ильинична? – изумился Каретный.
– Да.
– Я не верю! Зачем? Почему?
– Боялась, что превратите ее детей в революционеров.
– Я не верю. Она была умной женщиной.
– Почему была? Слава богу, жива до сих пор. Час назад с ней беседовал.
– Княгиня в Москве?
– Гостит у младшего сына. Его адрес на визитке. Визитка в кармане моей шубы.
– Пригляди-ка за ними, – велел Каретный Захарке, выходя из гостиной.
«Швейцар» улыбнулся беззубым ртом Катерине Леонтьевне, на которую постоянно поглядывал.
– Ляг мордой на стол и задери-ка юбку. Живо, живо. А то обоих твоих щенков пристрелю.
– Эй, погодите. Ваш приятель дал слово, – напомнил Яблочков.
– А я его не давал. Помнишь папиросочку, который угостил меня, начальник?
– Захарка? Захарка Петров? – узнал его Яблочков.
– Сейчас я твою бабу моей папиросочкой попотчую. Что стоишь? Ложись, говорю.
– Прошу, не надо, – прохрипел Яблочков. – Захарка, а ты знаешь, что Тейтельбаум тоже в Москве.
– Он разве жив?
– Да, – соврал Яблочков. – И невестка у него очень красивая. Идой звать. Их магазин на Большой Дмитровке. Как раз по пути к Тарусовым.
Где же Каретный? Куда он запропастился?
– Благодарствую, начальничек, Идочку тоже оприходуем. Мне долго ждать? – потряс он револьвером перед носом Катерины Леонтьевны.
В уборной зашумел ватерклозет, Яблочков с облегчением выдохнул. Сейчас вернется Каретный… Но старший из мальчишек неожиданно поднял стул и запустил им в Захарку. Тот в ответ в него выстрелил. Катерина Леонтьевна с ужасным криком вцепилась ему в руку. Ворвавшийся в гостиную Каретный первым выстрелом оборвал жизнь ей, а вторым прикончил младшего из сыновей, пытавшегося убежать в детскую.