Герцогиня и султан - Жюли Галан

Жанна внимательно смотрела, как скрывается под водой ее любимый наряд. Жаккетта стояла рядом и молчала. Да и что можно сказать? За все блага мира и французскую корону в придачу она не променяла бы свои горести и беды на плач госпожи у моря около поместья Марина Фальера.

Солнце поднялось над горизонтом. Жанна убедилась, что платье затонуло, и невозмутимо пошла в каюту. Жаккетта за ней.

Рулевой краем глаза видел, что дамы что-то выкидывают, и удивлялся. Но это было не его дело.

После, утренней трапезы обнадеженный враньем Жаккетты генуэзец в весьма игривом настроении подошел к упорно вышивающей на корме Жанне.

Жанна встретила его скорбным взором.

– Доброе утро, мессир э-э…

– Джирламо Пиччинино, – подсказал генуэзец, сочтя забывчивость дамы вполне естественной. Еще бы, при таком – то обилии кавалеров!

– Ваше общество просто целебно для меня, – сообщила Жанна. – Страх уже не так терзает мою душу. После долгих размышлений здесь, на борту судна, принадлежащего ордену, который служит Господу, я решила, что уйду в монастырь.

Генуэзец, растаявший после первых слов Жанны, вздрогнул. В принципе он был не против желания дамы уйти в монастырь, но зачем, же так сразу? Уход можно немножко отодвинуть во времени и посвятить эти дни более веселым занятиям.

– Тихая обитель, – воодушевленно продолжала Жанна, – вот что влечет меня теперь. Чистая, безгрешная жизнь, посвященная Господу, добрые дела. Молитвы, молитвы, молитвы! Ночные бдения…

Ночные бдения вывели генуэзца из оцепенения, и он промямлил:

– Но как же двор?

– Что двор… – вздохнула Жанна. – Двор – это вертеп, обиталище суетных желаний и скопище грехов. Все тлен и суета!..

Она опять углубилась в вышивание, придав себе то выражение, что царило обычно на лице тетушки Агнессы.

Генуэзец топтался рядом, не в силах сложить более-менее вразумительную фразу, поскольку в его голове сплелись в затейливый узел две несочетающиеся вещи – пять любовников и мечта о монастыре.

Наконец он выдавил:

– Госпожа Жанна, по моему мнению, вам пока не следует менять титул «прекрасная» на титул «добродетельная». Вы слишком красивы, чтобы скрыть себя от мира, это будет громадная потеря!

– О, вы мне льстите! – сделала постное лицо Жанна. – Но что такое красота по сравнению с вечностью? Суета сует… Подержите, пожалуйста, ткань, я передвину пяльцы. Генуэзец послушно взял полотно и попытался подойти в интересующей его проблеме с другого бока.

– Но вам надо поставить на ноги детей, раз ваш супруг скончался.

– У меня нет детей! – любезно объяснила ему Жанна. – И это обстоятельство тоже вынуждает меня подумать о монастыре.

– Но вы будете иметь детей в новом браке! – воскликнул генуэзец.

– Новый брак? Никогда! – воспылала гневом Жанна. – Я до гробовой доски буду любить своего дорогого герцога! Я отказала в любви шейху, хотя могла сделаться госпожой громадной страны, а вы говорите брак! Ради меня герцог выиграл большой турнир в Ренне, соревнуясь с лучшими рыцарями! И мои цвета победно реяли над полем! Он буквально носил меня на руках! Нет, я решила – только монастырь! O, извините, но за нашим разговором я пропустила час молитвы!

Жанна поднялась и удалилась, оставив генуэзца в полном недоумении.

Он посидел, подумал и пошел на поиски Жаккетты.

– Что-то не похоже, чтобы твоя госпожа была так уж благосклонна к кавалерам!

– Это смотря к каким! – нагло заявила Жаккетта. – Госпожа платье-то по полдня выбирает, а уж о кавалере и говорить нечего. Она на абы что кидаться не будет. Она даже баронов за людей не считает.

Нервы генуэзца не выдержали, а может быть, обладая холодным расчетливым умом (непременная принадлежность удачливого торговца), он прикинул все за и против и решил с капризной дамой не связываться. Замечание Жаккетты о баронах вбило последний гвоздь в крышку гроба, где упокоилась его надежда.

И Жаккетте не удалось больше разбогатеть ни на сольдо, а Жанна потеряла прекрасную возможность быстро закончить лик Девы Марии, потому что вышивать просто так было страшно неинтересно.

По сложившейся в незапамятные времена традиции привилегированные пассажиры столовались вместе с капитаном.

Жанна, по вредности характера упустившая генуэзца, который теперь вежливо держался от нее вдалеке, принялась искать новых развлечений. Познакомившись с капитаном чуть поближе, Жанна принялась выспрашивать у него про орден и остров, куда они плыли.

Капитан был патриотом Родоса и знал он немало.

– А вы знаете, госпожа Жанна, – рассказывал капитан, – что нынешний глава ордена, наш несгибаемый Пьер д'Обюссон, уже сороковой Великий магистр со времен брата Жерара. Да-а… С тех пор как меч Святого Престола утвердился на острове, турки нам покоя не дают. Но господин Великий магистр преподал им хороший урок.

– Я знаю! – кивнула серьезная Жанна. – О господине Пьере д'Обюссоне слагают легенды по всей Европе. Но так хочется узнать, как же было дело, от очевидца. Когда слышишь, как горсточка рыцарей и их оруженосцев отстояла Родос, сердце сжимается от гордости и тревоги за них.

– Сейчас тревожиться нечего! – уверенно сказал капитан. – Милостью Божией мощь ордена сейчас отпугивает османов. А знаете, господин Пьер ведь попал на Родос совсем молодым. Дай бог памяти, в тысяча сто сорок четвертом году это было. Послушником он начал служение ордену. И сразу показал себя не только храбрым молодцом, но и умницей.

А в пятьдесят третьем пал Константинополь, и слепому стало ясно, что турки примутся за нас. И тогдашний Великий магистр послал господина Пьера в Европу собрать денег и оружия, чтобы было чем отражать нападения. Господин Пьер с блеском выполнил это поручение и, когда вернулся, его поставили адмиралом. А ведь это было вопреки традициям: обычно адмирал флота в ордене итальянец! Мне даже посчастливилось некоторое время плавать на его судне.

Господин Пьер лично руководил возведением укреплений. Наши бастионы построены так, что могут выдержать пушечные залпы! И в стенах есть специальные бойницы для пушек, специальные – для арбалетчиков, а под стенами заложили сухие рвы, широкие и глубокие.

А в семьдесят шестом году господин Пьер стал Великим магистром. Турки становились с каждым годом все наглее и наглее. Господин Пьер даже отправил послание султану Мехмеду с требованием прекратить разбойные набеги на земли ордена. Но султану мало было, что его головорезы жгут поселения и режут вилланов. Орден был ему как кость в горле. Он желал большой войны. Султан собрал войско тысяч в сто и посадил на корабли. А у нас, смешно сказать, рыцарей и оруженосцев было шестьсот человек, да наемного войска тысячи две, да городское ополчение – а какие из них вояки? Летом дело было. Турки, не мешкая, высадились в заливе и сразу же установили пушки.