Хроники Раздолбая. Похороните меня за плинтусом-2 - Павел Санаев

— Заедем на минуту ко мне, утеплимся и поедем тебя кормить. Я тебя привез, я буду о тебе заботиться, — сказал он, вспомнив героя фильма «Девять с половиной недель», который обещаниями заботы сводил героиню с ума.

Ослепить заимствованным блеском не получилось — Диана тоже видела этот фильм.

— Не так говоришь. Надо вот так: «Я буду заботиться о тебе», — изобразила она, копируя проникновенные интонации Микки Рурка.

— Пять баллов! — одобрил Раздолбай. — Скажешь так еще пару раз, и мне придется танцевать перед тобой, как Ким Бейсингер.

— You can leave your hat on![66]— спели они в унисон.

«А что, неплохо у меня с ней получается!» — похвалил себя Раздолбай, галантно распахивая перед Дианой дверцу свободного такси.

Ползти в час пик по пробкам пришлось бесконечно долго. Диана смотрела в окно, изучая чужой город, а Раздолбай пытался рассказывать веселые байки о самых заметных зданиях, которые они проезжали.

— Останкинская телебашня, — сообщил он, когда показалась гигантская серая игла. — Я, когда был маленьким, очень переживал, что в Америке есть небоскребы, а у нас нет. И представлял себя американцем, которого везут по Москве, и он так презрительно на все поглядывает, говорит: «Что это у вас в Москве такие низкие дома, ни одного небоскреба?» И тут на горизонте — бац, башня! Получай, сука! Каждый раз крутил эту фантазию, когда проезжал здесь.

Около стадиона «Динамо» Раздолбай в лицах выдал историю «похода за сексом» в компании Маряги. Себя он, разумеется, выставил таким ухарем, что даже угрюмый таксист завистливо покачал головой.

— С тех пор ты продвинулся дальше подглядывания в раздевалки? — иронично поинтересовалась Диана и, сама не ведая, погрузила Раздолбая в очередной приступ паники.

«Офигенно дальше! — думал он зло. — Задрочил пару журналов и трахнул чучело с грудями из носков. Интересно, она догадывается, что я в этом деле — ноль?»

Паника отступила, когда он вспомнил, что решил ограничиться посещением театра и не приставать, но внутренний голос опять шепнул свое «дано будет», и от волнения Раздолбай не смог больше ничего рассказывать. К счастью, после «Динамо» исчезли пробки, и до Химок они домчались раньше, чем отсутствие поводов для разговора стало доставлять неудобство.

Переступив порог своего жилища, Раздолбай тут же споткнулся об загнутый уголок линолеума.

— Вот, значит, как ты живешь, — протянула Диана, окидывая взглядом обшарпанную прихожую.

— Я знаю, ремонт нужен… — смущенно признал он, заглаживая линолеум носком ботинка. — Но сейчас не до этого — рисую много, плюс бизнес… Посиди, я тебе подберу одежду.

— Можно, я позвоню в Ригу?

— Конечно!

Он проводил ее в комнату и усадил в единственное кресло, рядом с которым примостился на тумбочке лопоухий телефон, метко прозванный заводом-изготовителем «Чебурашкой».

— Мне надо поговорить одной.

Раздолбай кивнул и вышел на кухню. Подслушивать он не хотел, но включать в раковине воду, чтобы заглушить долетавшие из комнаты реплики, не захотел тоже. Диана позвонила Андрею. Разговор быстро перешел на повышенные тона, и его стало хорошо слышно.

— …и ты что, просил отца наврать про какой-то идиотский поход, чтобы не видеть меня в мой день рождения? Ну, спасибо тебе! Андрей… Андрей, слушай, я не знаю, что ты себе надумал, но человек просто решил меня поздравить. Да какая разница, что он делал?! Ставить с папой стиральную машину — это свидетельство близких отношений? Ты в своем уме? То, что тебе ляпнула мама, не имеет значения, надо было звонить мне и говорить со мной. Я не знаю, зачем она так сказала, может быть, потому что к тебе так относится…

«Так вот почему мама легко отпустила ее! — понял Раздолбай. — Она не любит Андрея и рада была их поссорить. А я какое-то вмешательство высших сил выдумал».

— Андрей, слушай, давай не будем раздувать ссору на пустом месте. Надо встретиться и поговорить. Сегодня не получится… Завтра скорее всего тоже. Ну, я… просто не совсем в Риге. — Диана издала нервный смешок. — Я в Москве. Да… Так получилось. Слушай, я вообще не хотела этого, просто так вышло, что моя мама… Она сказала тебе? Зачем ты тогда спрашивал, где я? Ты что, меня на вранье думал словить? Ну, спасибо, что так обо мне думаешь. Не знаю… Если так, я даже не знаю, что тебе еще сказать. Ну, если и тебе нечего… мне тогда, наверное, тоже.

Разговор прекратился. Раздолбай предупредительно кашлянул и осторожно заглянул в комнату. Он ожидал застать Диану в слезах, но она спокойно сидела в кресле, и только напряженный взгляд, направленный в одну точку, выдавал ее нервозность. Раздолбай решил, что пришло время рвать соперника на куски.

— Прости, до меня долетели кое-какие фразы… — вкрадчиво заговорил он. — Я понимаю, что у вас с Андреем близкие отношения, и все такое. Но тебе не кажется, что если человек близок, он не должен обижаться непонятно на что? Ему надо было с тобой встретиться, обо всем поговорить, все выяснить. Знаешь, что я думаю? Он просто по какой-то причине искал повод для ссоры и воспользовался этим.

— Да… — задумчиво согласилась она. — У него есть одна причина искать повод для ссоры. Давай утепляй меня и пошли есть — умираю с голоду.

Диану Раздолбай утеплил своим свитером и старыми мамиными брюками, синтетику которых пятнадцать лет назад погрызла от безнадеги запертая в опустевшей квартире моль.

Обедать они поехали в «Макдоналдс» — оазис чистоты и ярких красок, новейший московский аттракцион, в который уже больше года ломилась многометровая очередь. Стоять пришлось бы около часа, но Раздолбай показал себя пронырой и за пять рублей купил в очереди два места возле самого входа. Ушлые пареньки с внешностью отчисленных пэтэушников давно превратили эту очередь в источник заработка, внедряя в нее «засланных казачков», постоянно переходивших из конца в начало. Взяв за правило забавлять Диану байками обо всем подряд, Раздолбай рассказал о первых месяцах работы ресторана, когда очередь была в три раза длиннее и загибалась вокруг сквера. Тогда все спешили попробовать настоящие американские гамбургеры, считая, что долго фирменный уровень не продержится. Говорили — гамбургеры кончатся, и хваленый «Макдоналдс» станет кормить обычными столовскими котлетами, вложенными в разрезанную булочку за три копейки. Но время шло, гамбургеры не кончались, и ажиотаж убавился — длиннее ста метров очередь бывала только по выходным, когда люди шли целыми семьями.

Зародив у Дианы почтительное отношение к месту обеда, Раздолбай накормил ее бигмаком и озадачился проблемой, которая требовала большей пронырливости, чем покупка мест в очереди, — за четыре часа нужно было добыть билеты на аншлаговый спектакль. Их могла достать мама, обратившись к администратору театра, чьи книги по искусству издавал у себя дядя Володя, но от маминого приглашения Раздолбай отказался и просить ее теперь помогать казалось ему некрасивым. Пришлось положиться на опыт продажи вагончиков. Изучив толпу перед входом в театр, Раздолбай выделил сутулого хмыря, на лице которого застыла деловитая озабоченность, и без обиняков сказал ему, как принято у спекулянтов: