Гнев Неба - Николай Коростелев

Не Ши Чен надел на голову белую генеральскую шапку и кинул тренированное тело в седло. Он понимал, что убийство вождя ихэтуаней ему не простят, и решил закончить карьеру не расплавленным куском золота в глотке, а как положено боевому генералу – на поле битвы.

На груди генеральского мундира, кроме пожалованных императором наград, теснился десяток иностранных орденов. При каждом шаге жеребца они играли и переливались на солнце. Когда до русских позиций осталось три сотни метров, генерал выхватил саблю и толкнул пятками жеребца.

– Хур-р-р-а!

Командир артиллерийского расчёта подпоручик Домбровский смотрел в бинокль. Атака китайцев была похожа на атаку сумасшедших. Толпа живописно разодетых ихэтуаней бежала прямо на его орудийный расчёт и палила из винтовок в «белый свет». Наступающих встретил дружный огонь русских батарей. Шрапнель бризантных снарядов, рвущихся над головами атакующих, выкашивала их без счёта. Оставшиеся в живых падали на жёсткие стебли вытоптанного гаоляна и, стирая в кровь голые руки и колени, расползались по полю.

За первой волной пошла вторая. Эта резко отличалась от первой. Китайцы растянулись в цепь, и теперь шрапнель наносила им существенно меньший вред. Впереди на ослепительно белом коне ехал крепкий старик в парадном мундире и белой генеральской шапке.

– У них что сегодня, день самоубийц? – озадаченно пробормотал командир русской батареи. – Заливайко!

– Я, – отозвался наводчик орудия.

– Генерала на коне видишь?

– Обижаете, ваш бродь, давно приметил.

– Кинь-ка в него гранатой.

– Есть кинуть гранатой! – отозвался наводчик. – Бризантный снаряд! – крикнул он подносчику.

– Есть бризантный! – прозвучал ответ.

Звонко клацнул орудийный затвор.

– Орудие к выстрелу готово! – доложил артиллерист.

– Огонь! – скомандовал подпоручик, открывая рот.

В воздухе раздался пронзительный свист летящего со стороны русских позиций снаряда.

– Мой! – отстранённо подумал Не Ши Чен.

Артиллерийский разрывной снаряд, прозванный солдатами гранатой, упал прямо под ноги всадника, разрывая на части тела генерала и его лошади.

– Попал, ваш бродь.

– Вижу! Молодец! Жалую рубль на водку!

– Рад стараться!

Пустое поместье встретило Ваня сквозняками, гоняющими неубранную листву, и распахнутыми дверями. По разбросанным вещам, битой посуде и раскрытым ящикам комодов было видно, что хозяева покидали дом в спешке.

Старик медленно бродил по комнатам, не узнавая место, где родился и вырос. Окружающая обстановка была чужой и непривычной. Вычурно дорогая мебель, золочёные интерьеры смотрелись в родительском доме неуместными и чужеродными. Вань попытался представить себя живущим среди этой роскоши, но не смог.

– Неплохой домик, – оценил наследство Ваня Андрей.

– Согласен, – откинулся в мягком кресле Хэда. – Мебель, люстры и вся эта позолота на стенах мне не принадлежат. – Археолог покачал головой. – Представляете, господин Хэда, я столько лет мечтал приехать сюда. И вот приехал. Но вот здесь, – он положил руку на сердце, – ничего не ёкает. Как будто это не дом моих родителей, а чьё-то совершенно чужое жильё. Так вы говорите, что готовы купить у меня поместье? – обратился он к Ван Хэда.

– Да, оно вполне отвечает требованиям нашей страховой компании, – ответил мастер. – Посмотрите, может, захотите что-то взять на память?

– На память – да. Знаете, у отца была коллекция ваз. Интересно, она сохранилась?

– Коллекция? – заинтересовался Хэда.

– Да, мой прадед, дед, а потом и отец собирали старые вазы. Откуда только их ни привозили. Помню, были такие старые, что отец приглашал реставраторов.

– И где они?

– Раньше стояли в главном зале, но сейчас их там нет. Может, куда-то перенесли?

– Если не выбросили, – с сарказмом отозвался Хэда. – Судя по интерьерам, генерал Ло Юнгань был приверженцем модерна. Хотя по моей информации, он был патологически жаден, а такие люди ничего не выбрасывают. Разве что продал.

– Продал? Вряд ли, – покачал головой Вань. – Коллекция особой ценности не представляет. Да, там были редкие фарфоровые вазы времён династии Мин, но я бы взял только глиняные вазы с изображением даров зверя Байцзе.

– Вы говорите о дарах, который зверь Байцзе подарил Жёлтому императору?[74] – заинтересовался Хэда.

– Так считал мой отец и носился с этими вазами, как с величайшими сокровищами, – улыбнулся Вань.

– А вы что думаете? Я имею в виду как археолог.

– Как археолог я вынужден констатировать, что существование Жёлтого императора – всего лишь легенда. А вот с артефактами, которые называются дарами зверя Байцзе, – интереснее. Мне в свое время повезло прочесть достаточно много старинных манускриптов. Так вот, во многих из них упоминаются дары Богов. Иногда их называют наследием Жёлтого императора, иногда дарами зверя Байцзе, но почти везде упоминается знак, которым были отмечены все эти дары.

– Какой?

– Восьмилучёвая звезда.

– Я где-то встречал такой знак, – наморщил лоб Андрей. – О! Вспомнил! Я видел его на чаше, которую богдыханша Ци Си использовала как пепельницу. Я поэтому внимание на неё и обратил. Кругом золото и каменья, и вдруг простая бронзовая пепельница.

– Ты встречался с Ци Си?

– Было дело, – кивнул Андрей.

– Ты не ошибаешься, сынок?

– Точно видел. Даже могу нарисовать её.

Когда Андрей закончил набросок чаши, Вань несколько минут разглядывал его рисунок, а потом подтвердил:

– Да, такую чашу я видел на кувшине. Только это невероятно.

– Почему, учитель?

– Согласно легенде Жёлтый император, путешествуя по Восточному морю, встретил остров неописуемой красоты. И так ему этот остров понравился, что он приказал снарядить корабль, посадить на него триста самых красивых юношей и девушек и отправить на этот остров, чтобы они основали нацию самых красивых людей. Вместе с различными полезными вещами быта, домашними животными и птицами им передали и эту чашу.

– Я тоже слышал эту легенду, – согласился Ван Хэда, – вот только в другом источнике я читал, что у первого монгольского правителя Китая Хубилая[75] тоже имелась чаша с восьмилучёвой звездой. А если это так, то Ан Ди вполне мог видеть её у Ци Си. Только чего вы так всполошились? Ну – чаша. Понимаю – археологический артефакт. Ну и что?