За горным туманом - Карен Мари Монинг

*******

Хоук не мог найти Адама. Он не мог найти Гримма. А теперь он не мог найти свою собственную жену. Что за чёртов свадебный день это был?

Ястреб прошёлся по нижнему двору, выкрикивая её имя, его руки сжались в кулаки. На холме люди начали уже собираться. Люди клана прибывали толпами со всех уголков. К сумеркам будет около семи сотен пледов, собранных на берегу Далкейта; Дугласы были большим кланом с многочисленными арендаторами, возделывающими эту землю. Ещё раньше утром Ястреб разослал охрану по холмам и долинам, чтобы оповестить, что свадьба лэрда состоится в этот вечер, таким образом обеспечивая присутствие всех до последнего, и стар и млад.

Но не будет никакой свадьбы, если он не сможет найти свою жену.

«Эдриен!», звал он. Куда к чёрту она ушла? Ни в замке, ни в садах… ни в Далкейте?

Нет!

«Эдриен!», проревел он, и его шаг ускорился до бега. Зовя её по имени, он мчался мимо соколиного брока.

«Хоук, я здесь!» Услышал он её крик, отозвавшийся эхом за его спиной.

«Эдриен?» Он заскользил, останавливаясь, развернулся.

«Я прямо здесь. Прости», добавила она, пока закрывала дверь, выходя из брока.

«Никогда не покидай меня, не сказав, куда идёшь. Не слышала, как я звал тебя?», зарычал он, страх придал грубости его голосу.

«Я сказала, что мне жаль, Хоук. Я должно быть витала в облаках». Она стояла и молчала.

Сердце Хоука перевернулось в груди. Он нашёл её, но почему это не избавило его от страха? Что-то изводило его – нечто неуловимое, и всё же реальное и возможно вероломное, как неровно зазубренные скалы Далкейта. Был почти осязаемый запах какого-то зла, зависшего в воздухе вокруг брока.

«Милая, что не так?», спросил он. Каждый его дюйм напрягся, когда она вышла из полумрака, что затемнял восточную сторону широкого брока. Половина её лица скрывалась глубоко в тени заходящего солнца, другая половина была заметно бледной в исчезающем свете. На какой-то миг Хоуку показалась невозможная двойственность; словно одна часть её лица улыбалась, в то время как другая натянулась в гримасе боли. Жуткая иллюзия загнала дротик дурного предчувствия в его сердце.

Он протянул руки, и когда она не двинулась из этого странного домино света и тени, он резко шагнул к ней и схватил её в свои объятия.

Что тревожит тебя, любимая жена?», потребовал он ответа, глядя на неё сверху. Но он отодвинул её недостаточно далеко. Ненавистная тень всё ещё забирала целую треть её лица, пряча её глаза от него. С грубым ругательством он отступал, пока она полностью не вышла из темноты. Эта тень, эта чёртова тень от брока заставила его почувствовать, что часть её стала нереальной и она могла растаять прямо в его руках, и он не смог бы предотвратить это. «Эдриен!»

«Я в порядке, Хоук!», тихо сказала она, обняв его талию руками.

Когда исчезающий свет омыл её лицо, он вдруг почувствовал себя глупцом, спрашивая себя, как он мог подумать даже на мгновение, что была какая-то тень, что затмила её прекрасное лицо. Там не было тени. Ничего кроме её огромных серебристых глаз, наполненных до краёв любовью к нему, когда она смотрела на него.

Минуты дрожи прошли, её губы тронула милая улыбка. Она убрала выбившуюся прядь тёмных волос с его лица и поцеловала нежно его подбородок. «Мой красивый, красивый Хоук», шептала она.

«Поговори со мной, милая. Скажи, что тебя так беспокоит», грубо сказал он.

Она послала ему столь ослепительную улыбку, что это спутало ему все мысли. Он почувствовал, что его тревоги рассеялись, как лепестки на ветру, под нежными, непроизнесёнными обещаниями этой улыбки.

Он легко коснулся её губ своими и почувствовал ту дрожь незамедлительного ответа, прокатившуюся по его телу с головы до ног. Какая тень? Глупые страхи, глупые иллюзии, подумал он, скривившись. Он позволял своему воображению разыгрываться по малейшему поводу. Нелепая тень упала ей на лицо, и великий Ястреб уже страдает от видений фатума и скорби. Ба! Ни одна девушка не могла так улыбаться, если о чём-нибудь волновалась.

Он завладел её губами в грубом, наказывающем поцелуе. Налагая взыскание за страх, что он испытал. Наказывая за то, что так нуждался в ней.

И она растаяла на нём, как жидкое пламя, растекаясь и прижимаясь к нему с яростной настойчивостью. «Хоук…», шептала она ему в губы. «Мой муж, моя любовь, возьми меня…снова, пожалуйста».

Желание хлынуло по его венам, смывая все следы его паники. Ему не нужно было большего поощрения. У них оставалось пару часов, прежде чем священник соединит их узами брака под покровом Самайна. Он потянул её к броку.

Эдриен тотчас застыла. «Нет, не в броке».

И он повёл её к конюшне, где на мягком пурпурном ложе из клевера они провели свои оставшиеся предсвадебные часы, подобно нищему, потратившему последние драгоценные монеты на роскошный обед.

Свадебное платье Эдриен превзошло все её детские мечты. Оно было сшито из шёлка цвета сапфира и изысканных кружев, с сверкающей паутинкой серебристой вышивки на горловине, рукавах и низу в виде вьющихся роз. Лидия гордо извлекла его из запечатанного обшитого кедром дубового сундука; ещё одного искусного творения Ястреба. Она просушила его, пропарила в закрытой кухне над чанами кипящей воды, потом легко надушила лавандой. Платье облегало грудь и бёдра и спадало на пол волнами роскошной ткани.

Оно было вышито цыганами, сказала ей Лидия, суетясь с десятком служанок вокруг Эдриен, для её свадьбы с отцом Ястреба. Обряд венчания Лидии тоже происходил в Далкейте-над-Морем во время празднования Белтейна перед такими же смешанными кострами, выложенных на Самайн.

Но Лидия ушла вперёд сейчас, к холмам. Служанки ушли тоже, Эдриен их прогнала четверть часа спустя. Это забрало каждую унцию мужества Эдриен, готовящуюся выдержать последующие несколько часов.

Лидия была такой ликующей, почти танцевала по комнате, а Эдриен чувствовала себя такой задеревенелой внутри – заставляя себя притворяться. Она собиралась сделать нечто такое, что заставит Лидию и Хоука презирать её, но у неё не было выбора.

Как она вынесет выражение их лиц, когда сделает это? Как вытерпит ненависть и предательство, что увидит в их глазах?

Эдриен стояла одна в прекрасной спальне Лидии, среди медленно охлаждающихся круглых утюгов и отвергнутых вариантов нижнего белья, наполовину опустошённых чашек чая, недопитого в нервозном ожидании.

Время приближалось.

И её сердце замерзало, вздох за мучительным вздохом. Она задрожала, когда свежий бриз влетел в открытое окно спальни Лидии. Она пересекла комнату, намереваясь закрыть его, но замерла, положив руку на каменный выступ. Околдованная, она смотрела в ночь.

Я буду помнить это, всегда.