Друид - Клауде Куени

— Я соглашаюсь с тобой и признаю, что ты абсолютно прав, — сказал Кретос. — Я тебя прекрасно понимаю. Твои благородные побуждения достойны уважения. Я сочувствую тебе, но в то же время прошу не забывать: мы с тобой подписали договор. Скажи мне, зачем подписывать договор, условия которого отказывается выполнять одна из сторон?

Поведение Кретоса озадачило меня, я никак не мог понять, к чему он клонит. Ведь он обнимал меня, как лучшего друга, когда мы виделись в последний раз. Ктому же Кретос всегда утверждал, будто он многим обязан моему покойному дядюшке Кельтиллу и также считает его своим другом. Совсем недавно купец уверял меня, что относится ко мне как к собственному сыну. В мою душу закралось дурное предчувствие. Я постепенно начал понимать, что разбираюсь в людях не так хорошо, как думал раньше.

— Что же ты предлагаешь, Кретос? Поверь, я очень сожалею, что так тебя подвел…

— Мне жаль тебя, Корисиос, поскольку в соответствии с подписанным тобой договором ты должен уплатить мне тысячу восемьсот сестерциев.

— Тысячу восемьсот сестерциев? Но это же целое состояние! Где я возьму столько денег?

— Послушай, Корисиос, нельзя же подписывать договор, если ты не собираешься выполнять оговоренные в нем условия. Верно? Таковы основные законы ведения любых дел. Мы с тобой прекрасно понимали, что, поставив подписи на этом документе, идем на определенный риск. Если бы любая сделка всегда приносила прибыль, то все вольноотпущенники стали бы купцами.

— Как же мы теперь поступим, Кретос? У меня нет тысячи восьмисот сестерциев, чтобы расплатиться с тобой! Монеты и самородки, лежащие перед тобой, — вот все, что у меня осталось. Так уж вышло, что почти все золото и серебро я потерял по пути в Генаву. Это случилось во время ужасной грозы!

Кретос сделал вид, будто в самом деле сочувствует мне. Но буквально через мгновение он взглянул на Ванду, а затем повернулся ко мне и, довольно ухмыльнувшись, вопросительно поднял брови.

— Даже и не думай об этом! Ее я не продам ни за какую сумму! — сердито закричал я.

— Тогда у тебя нет выбора. Тебе придется продать в рабство самого себя, — так же резко ответил мне купец.

— Ты что, сошел с ума, Кретос? Ты в самом деле хочешь, чтобы я продал себя в рабство?!

За эти несколько мгновений Кретос успел овладеть собой и успокоиться.

— Сейчас мы находимся на территории римской провинции, а значит, здесь действуют законы Рима. Возможно, ты сможешь найти ростовщика, который даст тебе в долг определенную сумму. Но к кому бы ты ни обратился, у тебя потребуют гарантий. Ты должен будешь оставить залог…

Кретос вновь взглянул на Ванду.

— Откуда ты знаешь, что на самом деле случилось с твоими рабами? Может быть, они просто сбежали? Возможно, ты с ними дурно обращался и плохо кормил? Должен сказать тебе, Кретос, что те двое не произвели на меня приятного впечатления. А если они были настолько глупы, что не смогли найти дорогу от берега реки к твоему шатру? Почему ты решил, что я должен тебе тысячу восемьсот сестерциев?

— Все сказанное тобой — всего лишь предположения. Меня интересуют только условия, которые черным по белому записаны в нашем договоре, Корисиос. Даже если те два идиота стоили всего лишь сто сестерциев, ты поставил свою подпись на документе, который определяет цену каждого из них. И эта цена — девятьсот сестерциев за одного раба. Их было двое, соответственно, ты должен мне тысячу восемьсот сестерциев. И не важно, что случилось на самом деле. Они могли убежать или утонуть в реке. В нашем договоре написано, что ты должен заплатить мне указанную сумму, в случае если один из них или оба не вернутся. Если хочешь, можешь отправляться на поиски, я ничего не буду иметь против…

— Я не собираюсь разыскивать твоих рабов, — упрямо ответил я. Мне нужно было время, чтобы как следует все обдумать. Кретос швырнул на стол наш договор и присел на обеденное ложе рядом со мной. Затем он положил руку мне на плечо и сказал:

— Мой юный друг, ведь мы не станем спорить из-за такой мелочи, как тысяча восемьсот сестерциев, верно?

— Мне очень хотелось бы на это надеяться, — ответил я. — Но если уж ты считаешь меня своим другом, то я надеюсь, что больше не услышу из твоих уст предложение продать самого себя в рабство, чтобы вернуть долг.

— Корисиос, насколько я помню, ты всегда хотел стать самым знаменитым купцом во всей Массилии. Помнишь, как я объяснял тебе, каким образом следует подсчитывать доход, который можно получить с зафрахтованного тобой корабля, а? Ведь ты помнишь мои слова? Ты берешь в долг деньги, покупаешь шесть тысяч амфор винного концентрата, фрахтуешь корабль с командой…

— Да, знаю… Знаю… — прервал я купца, нетерпеливо отмахнувшись. — С кораблями обычно случаются три неприятности. Любой корабль может опрокинуться килем кверху. На те, которые не опрокидываются, нападают пираты. А корабли, которые не перевернулись и не были захвачены пиратами, разбиваются о скалы или тонут в открытом море во время шторма.

Я решил подыграть Кретосу, надеясь, что он хотя бы немного смягчится и предложит какое-нибудь другое, более приемлемое для меня решение.

— Что же происходит с шестью тысячами амфор, Корисиос? Ты помнишь?

— Они разбиваются во время перевозки. Содержимое тех, которые остаются целыми, выпивают матросы. А тысяча амфор, которых вполне хватило бы, чтобы получить прибыль, идут ко дну вместе с кораблем.

— Все верно, мой юный друг. Но ты всегда говорил мне, что тебя привлекает подобный риск и ты готов идти на него ради перспективы получить прибыль. Если ты в самом деле решил стать купцом, то в первую очередь должен научиться верно оценивать существующий риск и философски относиться к убыткам. Но ты также должен уметь расплачиваться за неудачные сделки, заключенные тобой. Я обещал твоему дядюшке Кельтиллу, что сделаю все возможное, чтобы помочь тебе стать хорошим купцом с превосходной деловой хваткой. Можешь считать случившееся своим первым уроком, Корисиос. Вот почему я продолжаю настаивать на том, что ты все еще должен мне тысячу восемьсот сестерциев.

Теперь этот подлый Кретос решил убедить меня, будто его действиями руководит не его непомерная жадность, а желание преподать мне урок! К сожалению, до сих пор я, даже плохо зная человека, всегда был склонен считать, что положительных черт характера у него больше, чем отрицательных. Наконец я понял: впредь следует быть более осторожным.

— Итак, Корисиос, у тебя есть три возможности: ты можешь взять деньги в долг у какого-нибудь ростовщика, ты можешь продать мне свою рабыню, но ты можешь также пойти на службу в канцелярию Цезаря и получить задаток в размере трехсот сестерциев.

Похоже, Кретос говорил вполне серьезно.

— И что же я буду делать с тремя сотнями сестерциев?! — в отчаянии воскликнул я.

— Этой суммы будет вполне достаточно, чтобы выплатить мне проценты, начисленные на твой долг, — с деловым видом ответил Кретос.