Повелитель снов - Масахико Симада

– Ахмед говорит, что хочет стать инженером-компьютерщиком. Сейчас он учится в аспирантуре. У себя дома, когда вернется, он будет элитным специалистом. Ну что, Ахмед, хотел бы жениться на японке?

Следя за Ахмедом, который вышел на кухню, Майко прошептала Кубитакэ:

– Не умею общаться с людьми, у которых похоть прямо на лице написана.

– То есть тебе нужны буддисты?

– Я не говорила, что не люблю мусульман…

Чай был готов. В беседе Майко заняла оборонительную позицию, стараясь не привлекать внимание к собственной персоне. Она спросила Ахмеда, чем Мэтью обычно занимается дома, что он за человек.

– Я часто пью чай вместе с Мэтью. Мы говорим по-английски. Я плохо его знаю. Он не мусульманин, не христианин, не японец. Наверное, он не буддист и не индуист. Он часто разговаривает сам с собой. Если приложить ухо к стене, то хорошо слышно. Кажется, он говорит с кем-то, но у него никого нет. Я сам часто молюсь, но он не молится. Когда я спросил его, что он бормочет, он ответил, что у него привычка разговаривать во сне.

– А о чем он говорит во сне? – спросил Кубитакэ, постукивая пальцами по стене.

– Не знаю.

– Может, он говорит по телефону? Или ему кто-то оставляет сообщения на автоответчике?

– Нет, это не телефон. Он разговаривает один. С кем-то невидимым.

– С привидением, что ли?

– Я не верю в привидения.

– Ты был в квартире у Мэтью?

– Нет. Только мельком видел. У него в комнате стоит палатка, и он в ней спит.

Что значит палатка? Сетка от комаров? Но сейчас не лето.

На этом разговор о Мэтью прекратился. Ахмед не знал, кем работает Мэтью. Сосед, который возвращается домой, чтобы вдоволь наговориться с самим собой, в глазах Ахмеда казался жутковатым типом.

Они поблагодарили за чай и уже выходили из дома-тюленя, когда Ахмед сбежал вниз по лестнице вслед за ними. Он забыл кое-что сказать. И с ходу начал рассказывать, но так сбивчиво, что потребовалось некоторое время, прежде чем они разобрались что к чему. Если опустить подробности, то дело было так.

Однажды Ахмеду приснился сон, будто он бежит вверх по холму. Сверху что-то скатывалось по пологому склону, он присмотрелся: голые женщины. Приближаясь к нему, женщины резко набирали скорость, и он не то что не мог их поймать – успеть увернуться бы. При этом он продолжал исступленно бежать вверх.

Когда за чаем он рассказал об этом Мэтью, тот сказал: в следующий раз, когда увидишь тот же сон, посмотри, что было дальше со скатившимися женщинами. А еще он сказал: может, в скором времени и я появлюсь у тебя во сне.

Прошло около недели, и он уже забыл про свой сон, когда ему опять приснились скатывающиеся со склона женщины. Как ни странно, во сне Ахмед вспомнил слова Мэтью и проследил, куда они скатываются. Внизу был пруд, где с наслаждением плавали эти голые женщины. В том пруду плавал и голый Мэтью. Ахмед вслед за женщинами скатился с холма и тоже оказался в пруду.

В то утро он легко проснулся и почувствовал прилив сил. И это еще не все. Он пригласил на свиданье девушку, которую часто встречал в метро, и она ответила ему согласием. Действительно, вещий сон.

– Похоже, этот парень, Мэтью, появляется даже в чужих снах.

Слова Кубитакэ напомнили Майко то, что она слышала от Катагири. Точно, Мэтью – человек, который наведывается в чужие сны.

Натюрморт Караваджо

Девятидневное путешествие закончилось. Наконец-то можно взять выходные на два дня. Прежде всего, нужно погрузиться в глубокий сон, чтобы отфильтровать весь хлам, скопившийся в сознании. Двое суток Мэтью на земле не существует.

Сегодняшнее число заканчивается на четверку – на Дзидзо-дори распродажа. Улица окрашена в коричневато-зеленые тона. Кто-то назвал ее старушечьим Харадзюку.[215]Сушеная рыба, дарумы,[216]домашние брюки, жареная печень угря, приправа «Семь вкусов», не внушающие доверия пищевые добавки, сладости Кинтаро… Мэтью направлялся домой, поглядывая на лотки, расставленные вдоль дороги. Только бы не встретиться с приставучим Ахмедом. Последнее время он считает меня лекарем, врачующим его разум. Я не анализирую сны тем, кто за это не платит. Разве у него нет своего бога, Аллаха? Микаинайт, встретишься с ним – скажи. Чтобы он не очень-то увлекался дружбой с неверными. Намекни ему, что просить меня растолковать его сны – осквернение веры в Аллаха.

Мэтью достал почту из ящика. Прошло только два месяца, как он переехал на эту квартиру, поэтому большая часть писем пересылалась ему с прежнего адреса. Из коридора не доносились обычные звуки музыки – наверное, Ахмеда нет дома. В комнате было влажно, немного пахло плесенью. Мэтью сразу же открыл почту. Среди счетов по кредитке и рекламного мусора лежала открытка от мамы.

Matthew,

I hope you have an easy life. You have talent naturally to do anything. You also recognize life's various problems. But let me advise you, my sweet boy. Be careful of the woman who wants to make you your son!

Your Mother[217]

На другой стороне открытки был натюрморт Караваджо. Мама любила Караваджо. Но дело не в этом. Что она хотела сказать своим предостережением? Нельзя доверяться японкам?

Мэтью достал из коляски пиво, которое он только что купил в автомате, открыл его и включил сообщения на автоответчике.

– Hi, Matthew, this is Cindy. What about coming Tuesday? I wanna go to dance. Give me a call.[218]

Это завтра? На танцы нет сил.

– Э-э, это Номура. Не забыли? В среду мы пьем с вами до самого утра.

Алиби для неверного мужа. 3000 иен за один раз. Вот уж никогда бы не стал с ним пить.

– Это Кёко. Ты последнее время даже звонить перестал. Хочу с тобой посоветоваться. Я сегодня дома, так что можешь прийти без звонка.

Буду осторожен с Кёко, следуя совету мамы.

– How are you, Matthew? This is Raphael. I just called. Nothing to say. You don't need to call me back. I dreamt of you. You were a flying bird. Someone tried to catch you[219].