Призраки - Чак Паланик

Тед Банди рекомендует веревки от фирмы такой-то.

Ли Харви Освальд предпочитает винтовки от фирмы такой-то.

Скорее, антиреклама. Которая может существенно повредить вашим продажам. И особенно в преддверии рождественских праздников.

Это стандартная практика во всех центральных газетах: как только в редакцию поступает известие о какой-нибудь крупной авиакатастрофе — столкновение в воздухе, угон самолета, авария на взлетно-посадочной полосе, — они убирают из номера всю рекламу авиакомпаний. Потому что они уже знают: через несколько минут начнутся звонки из всех авиакомпаний с просьбой снять заявленную рекламу, пусть даже им и придется выплачивать полную стоимость неиспользованного рекламного места. Места, которое в последний момент заполнят бесплатными объявлениями Американского общества помощи раковым больным или людям, страдающим мышечной дистрофией. Потому что авиакомпаниям не хочется рисковать: им не нужно, чтобы их название ассоциировалось у читателя с сегодняшней катастрофой. Несколько сотен погибших. И рядом — реклама такой-то авиакомпании. Нет, лучше не надо.

Вспомним хотя так называемые «тайленоловые убийства». В 1982 году, когда семеро человек отравились насмерть, «Johnson and Johnson» объявили о том, что изымают со складов и из продажи все таблетки тайленола, что принесло корпорации убытков на 125 миллионов долларов.

Это действительно антиреклама. То, чем, собственно, и занимаются все эти критики в своих подлых обзорах, которые они публикуют исключительно для того, чтобы показать, какие они умные.

Воспоминания о всех жертвах, включая и ваши замечательные ножи, применявшиеся при разделке, еще очень свежи. Полиции не придется долго стараться, чтобы вытянуть из меня признание, которое сделается достоянием широкой публики, с подробным перечислением, какие именно ваши ножи я использовал и для чего.

И после этого люди заговорят об «убийце с ножами от „Kutting-Blok“ или о „маньяке, предпочитавшем ножи «Kutting-Blok“ Ваша компания у всех на слуху, в отличие от скромного анонимного меня. Ваши ножи покупают, их ценят за качество.

И мне бы не хотелось, чтобы мой проект повредил вашему доброму имени. Это было бы несправедливо.

Имейте в виду, что ресторанные критики практически не покупают ножей. Тьфу-тьфу-тьфу, постучим по дереву, но в данном случае симпатии производителей этого вида продукции скорее всего будут на моей стороне. На стороне героя, выходца из народа. Заранее не угадаешь.

Любое скромное денежное вспоможение, какое вы сможете мне оказать, послужит к нашей обоюдной пользе.

Чем больше я получу от вас средств, тем проще мне будет избегнуть ареста, и тем менее вероятно, что рядовой покупатель ножей узнает про этот печальный факт. Скромный дар в размере пяти миллионов долларов даст мне возможность уехать из страны и поселиться где-нибудь в другом месте, далеко-далеко за пределами вашей рыночной демографии. Эти деньги послужат гарантией блестящего будущего вашей компании. А мне хватит средств, чтобы получить необходимые навыки и сменить поле деятельности.

Или есть еще такой вариант: всего за миллион долларов я перейду на ножи «Sta-Sharp» — и если меня арестуют, я поклянусь, что использовал для своего проекта исключительно их низкопробные изделия…

Один миллион долларов. Вроде не так уж и много за верность марке?

Для того чтобы сделать пожертвование, дайте, пожалуйста, акцидентное объявление в ближайшем воскресном выпуске вашей местной газеты. После этого я свяжусь с вами, и мы обсудим детали. Если же объявления не будет, могут быть новые жертвы.

Спасибо, что вы приняли во внимание мою просьбу. Надеюсь на скорый ответ.

В этом мире, где столь немногие посвящают себя производству продукции неизменно превосходного качества, ваша компания достойна всяческих похвал.

Остаюсь, как всегда, вашим верным поклонником,

Ричард Талбот.

Микроволновка за стойкой буфета в холле пищит раз, другой, третий, и подсветка внутри выключается. Повар Убийца открывает дверцу и вынимает бумажную тарелку, накрытую бумажной салфеткой. Он поднимает салфетку, и пар клубится в холодном воздухе. Длинные завитки мяса еще шкварчат и брызжутся на тарелке, исходя паром в лужицах растопленного жира.

Повар Убийца ставит тарелку на мраморный прилавок и говорит:

— Кто хочет добавки? По третьему разу? Мы все стоим и жуем, там и тут, по всему холлу, забившись в темные альковы и ниши, устроившись в гардеробе, в будке билетера. Миссис Кларк и Мисс Америка, Обмороженная Баронесса и Граф Клеветник — все мы. Каждый держит в руке влажную бумажную тарелку. Подбородки и кончики пальцев лоснятся от жира. Стоим, жуем.

— Быстрее, пока не остыло, — говорит Повар Убийца. — Эта порция с каджунскими специями. Чтобы отбить этот цветочный запах.

То есть запах духов Товарища Злыдни, или ее ароматической соли для ванной, или может, ее кружевного платочка. Сладкий запах, похожий на аромат роз. Повар Убийца говорит, что запах пищи, определяет наши вкусовые ощущения на две трети.

Мисс Америка подходит и протягивает свою тарелку. Повар Убийца кладет в рот коричневый завиток мяса и тут же вынимает его двумя пальцами, быстро-быстро.

— Еще горячо, — говорит он и дует на свой кусок. Другой рукой он накладывает маленькие мясные завитки на тарелку Мисс Америки.

Мисс Америка уходит с полной тарелкой за гардеробную стойку и встает так, что ее почти и не видно. У нее за спиной — стена и ряды вешалок с деревянными крючками. На крючках — медные номерки.

В холле пахнет прожаренным мясом, пахнет жирным беконом, гамбургерами и горелым жиром. Мы все стоим и жуем. Никто не говорит: Может, сходить нарубить еще? Никто не говорит: надо бы завернуть, что осталось, и оттащить в подвал, пока оно не угрожает общественному здоровью…

Нет, мы просто стоим и едим, облизывая пальцы.

Каждый из нас мысленно пишет и переписывает эту сцену. Каждый изобретает, как мистер Уиттиер замучил Товарища Злыдню. И как потом ее призрак ему отомстил.

Никто не видит, как она спускается к нам со второго яруса. Никто не слышит, как она идет по ковру. Никто даже не смотрит в ту сторону, пока она не говорит:

— У вас есть еда?

Товарищ Злыдня. В своем пышном бальном наряде феи-крестной из сказки. В нагромождении шалей и париков. Она стоит у подножия главной лестницы, ее синюшно-белые руки теряются в складках юбки. Глаза ведут в холл ее всю, глаза и нос тянут ее вперед.

— Что вы едите? — говорит она. — Я тоже хочу…

Никто не произносит ни слова. Мы все стоим с набитыми ртами. Ковыряем в зубах, вынимая застрявшие мясные волокна.

Товарищ Злыдня видит на стойке буфета дымящуюся тарелку с коричневыми завитками мяса.