Огонь любви, огонь разлуки - Анастасия Туманова

«Любезная Софья Николаевна…»

«Я умираю…» – подумала она, закрывая глаза.

Наступающие сумерки были теплыми, почти душными, но ее начал бить озноб, и руки задрожали так, что письмо только чудом удержалось в них. Даже перевести дыхание не удавалось, и ей приходилось дышать какими-то прерывистыми толчками, превозмогая стиснувшую горло судорогу. Стоя у окна, Софья дочитала письмо Черменского до конца. Отчетливо понимая, что близка к обмороку, посмотрела на дату. Девятое марта 1879 года.

Словно во сне, Софья вернулась к столу, возле которого были разбросаны бумаги. Она села прямо на пол, начала брать в руки один лист за другим и вглядываться в них. Вскоре на краю стола неровной стопкой лежало пять писем Черменского к ней. Все они были датированы мартом – апрелем 1879 года. Софья тогда жила в Ярославле и, репетируя Офелию, мучилась и гадала, отчего больше не пишет Владимир, отчего, прислав одно письмо, сумбурное, неловкое и полное любви, он больше не написал ей ни строчки, за исключением той страшной непонятной записки, что произошло, почему он переменился к ней?

Стало быть, Черменский все-таки писал. Не вставая с пола, Софья прочла все пять писем. Первые были переполнены любовью через край, и Софья, читая эти несмелые слова, не замечала, что плачет навзрыд, и даже сердилась, не понимая, что такое, горячее и мокрое, обжигает лицо, и быстро вытирала слезы рукавом, потому что из-за них милые строки расплывались в бесформенные сизые пятна. Владимир писал о том, что неожиданное известие о смерти отца заставило его отложить поездку в Ярославль и вернуться в Раздольное, что в имении очень много дел, что пришлось разогнать управляющих и с грехом пополам всем заняться самому, что он с ума сходит от нетерпения, но не может допустить, чтобы его будущая жена, если, разумеется, Софья Николаевна окажет ему такую честь, приехала в этот несносный бардак… Но уже в четвертом письме проскальзывало некоторое недоумение. Владимир очень осторожно спрашивал, отчего Софья не отвечает на его письма. Возможно, он взял на себя слишком большую смелость, самонадеянно полагая, что имеет право писать к ней в подобном тоне; возможно, Софья Николаевна обижена и возмущена… Дочитав до этого места, Софья застонала сквозь зубы, и на письмо Владимира хлынул целый водопад слез. С трудом успокоившись, она вытерла глаза, кое-как перевела дыхание и продолжила чтение.

Последнее письмо было самым коротким. В нем Владимир очень вежливо просил извинить его за беспардоннейшее нахальство, с которым он смел бомбардировать Софью Николаевну своими глупыми признаниями, и обещал, что более не обеспокоит ее до тех пор, пока не получит хотя бы краткого ответа, которого он, тем не менее, ждет с нетерпением. Дочитав письмо, Софья еще раз сверху донизу перерыла все бумаги в бюваре, пристально всматриваясь в каждую воспаленными от слез глазами, но более ничего не нашла.

Софья не помнила, сколько времени просидела на полу, обхватив колени руками и глядя невидящими глазами на то, как красный луч перетекает через подоконник на пол и заливает комнату тревожным светом. Сумерки перешли в вечер, за окном цокали копыта лошадей, скрипели рессоры экипажей, орали ослы, звонко перекрикивались дети, голосили торговцы, слышались песни, смех, брань, – а она все сидела в оцепенении, казалось, не думая ни о чем. Из этого состояния Софью вывел громкий стук в дверь внизу и отчаянные крики на итальянском:

– Откройте! Отоприте! София, дорогая, вы дома? О-о-о, Мадонна сантиссима, санто Дженаро, ради всего святого, откройте!!!

«Это синьора Росси… – равнодушно подумала Софья, не вставая с пола. – Сегодня же премьера, почему она здесь?»

Прошло довольно много времени, прежде чем она сообразила, что открыть дверь, кроме нее, некому и что синьору Росси, судя по тесситуре ее воплей, сейчас хватит удар. Софья поднялась, держась за край стола, и медленно-медленно, словно на ватных ногах, поплелась к дверям.

Синьора Росси ворвалась в дом, подобно урагану, – крича, плача, бранясь, размахивая руками и поминая всех святых Неаполя. Марко, вошедшего следом, Софья даже не сразу заметила: так много шума произвела хозяйка труппы.

– Что случилось, синьора Росси? – словно со стороны, услышала молодая женщина собственный глухой и равнодушный голос. Ее совершенно не интересовало, что привело в такое исступление славную итальянку, но не выслушать синьору Росси не представлялось возможным.

– О-о-о, София, моя дорогая, я умираю! Я просто умираю, я сейчас умру! Все! Все, это конец, это конец всему! Я разорена, театр прогорел, можно распускать труппу и ехать на Сицилию разводить оливки, Неаполь мне не простит… София, ради святой девы, спасите нас! Марко! Проси немедленно, гадкий мальчишка, становись на колени, умоляй! И я сейчас встану тоже! София, на вас последняя надежда!!!

– Синьора Росси, что с вами? – Софья сделала колоссальное усилие, чтобы придать голосу заинтересованность. Ей это не удалось, но итальянка ничего, кажется, не заметила. В глазах синьоры Росси стояли настоящие слезы.

– София, это конец! Пропала Джемма!

– Джемма? Как это возможно? Сегодня же премьера…

– Именно! Именно!!! А этой паршивой девчонки нигде нет! Нет дома, нет у тетки, нет у другой тетки, у крестной, у кузин… А их у нее девять штук, и к каждой пришлось зайти! Боже мой, в день перед премьерой артисты должны репетировать и отдыхать, а не носиться по городу в поисках примадонны! Теперь у всей труппы сядут голоса, а эта бандитка так и не найдена!

– Наверное, что-то произошло? – Софья попыталась изобразить беспокойство. – Может, она больна?

– Люди болеют дома, в больнице или у родственников! – провозгласила с отчаянным жестом синьора Росси. – А ее мать даже не знает, где она, и рыдает с самого утра! Бессовестная девчонка сбежала с каким-нибудь кавалером, не дождавшись собственного дебюта, проклятье, проклятье!!! София, ради Христа бога нашего, спасите нас, меня, спасите всю труппу!!!

– Но… – Софья никак не могла понять, что от нее требуется. – Но, синьора Росси, я тем более не знаю, где Джемма, мы не подруги, я не…

– София… – Синьора Росси взяла ее за обе руки, стиснув их с такой силой, что Софья невольно поморщилась. – Ради бога, девочка моя, вы одна это сможете… Вы знаете всю партию Виолетты, вы великолепно ее исполняете… Спасите нас, выйдите сегодня на сцену! Поймите, три месяца репетиций, билеты проданы, в кассе аншлаг, в зале – вся дирекция Сан-Карло, провала мне просто не простят! Неаполь так ждал этой премьеры…

Наконец, Софья поняла, что от нее хотят. И убежденно сказала:

– Никогда. Ни за что в мире. Простите, синьора Росси, при всем моем уважении к вам…

– Марко-о-о!.. – простонала, закатывая глаза, хозяйка труппы. Итальянец кинулся к Софье, как пуля. Сейчас его темные глаза не смеялись.

– София… Я ваш раб, я сделаю все, что вы прикажете, я прыгну в Везувий… спасите нас! – хрипло и страстно попросил он, покрывая поцелуями безжизненную руку Софьи.

– Синьора Росси… – Софья тяжело вздохнула, не отнимая у Марко руки и даже не замечая его действий. – Но, поймите, нас же освищут… Джемма – любимица Неаполя, все придут слушать ее, а вы им подсунете никому не известную иностранку… которая месяц назад не знала, что такое «Травиата». Первая ария написана для колоратурного сопрано, она сложная… В меня начнут бросать помидоры после первых же нот!