Брик-лейн - Моника Али

— Мы что, говорим про клубы? И про дискотеки? — спросил Вопрошатель. Его сейчас только тронь.

— А почему бы и нет, давайте поговорим, — снова подскочил музыкант.

Реакция последовала неоднозначная. Те, кто был согласен, решили тут же обсудить это с соседями. Те, кто не был согласен, решили немедленно обсудить с соседями, что обсуждать это не надо.

— Братья, — начал Вопрошатель, но никто не обратил на него внимания.

— Братья и сестры, — начал Карим, и девушки в бурках зашикали на окружающих, чтобы помолчали и послушали Карима. — Братья и сестры, давайте выслушаем все ваши предложения. Поднимайте руки и вставайте по очереди.

Карим вызывал по очереди и каждого слушал так, что человек говорил, чувствуя великую важность своих слов. Вопрошатель яростно ворошил свои бумаги и качал головой. Он перебрал весь свой переносной кабинет в жилете и почистил ногти. Пока Карим подбадривал выступающих нечленораздельными возгласами удивления, его соперник принялся выдавливать прыщ возле рта. Когда Карим закончил, публика сидела довольная и спокойная, а прыщ ярко пылал на лице.

Затем Карим произнес короткую речь, подводя итоги. Мыслить глобально, действовать локально, говорил он. Официальные письма поддержки будут разосланы во все уммы в мире, и в Олдем, и в Ирак. Ответственность за это на себя возьмет Комитет. Все листовки с нынешнего дня будут проходить в Комитете тщательную проверку. Он попросил всех, кто с этим не согласен, поднять руку. Все сидели молча. Вопрошатель сложил руки на груди, ладони в подмышки. Собрание, на этом окончено, объявил Карим.

Назнин поднялась и быстро пошла к выходу, не глядя по сторонам. Всю дорогу домой сдерживалась, чтобы не броситься бежать. Очутившись дома, ждала возле двери, чтобы открыть Кариму прежде, чем он постучит.

Он поцеловал ее в губы и отвел в ванную. Раздевайся, велел он, и ложись на кровать. Вышел. Она переоделась в ночную рубашку и легла в постель. Смотрела в окно на кусок голубого неба и заплатку белого облака. Натянула покрывало повыше и закрыла глаза. Как же хочется спать. Бодрствовать еще пару секунд выше ее сил. Она заболела, ей нужен отдых. Жар, ее лихорадит. Уткнулась лицом в подушку и застонала, и когда он поцеловал ее в шею, снова застонала.

Прожив в Лондоне тридцать с лишком лет, Шану решил, что настало время посмотреть достопримечательности.

— Я видел только здание парламента. И то в семьдесят девятом году.

Возник целый проект. Закупалось оборудование. Шли приготовления. Шану купил шорты чуть ниже колена. Он примерил их, затем рассовал по многочисленным карманам компас, путеводитель, бинокль, бутылку воды, карты и два одноразовых фотоаппарата. В результате шорты опустились до середины голени. Он купил бейсболку, надел ее и ходил по квартире, то поднимая, то опуская козырек, вертя его из стороны в сторону. Кошелек на поясе держал шорты на талии, не давая им упасть до щиколоток. Он составил список туристических мест и разработал систему звездочек, чтобы оценивать историческую значимость, «развлекательный» момент, как он выражался, и денежные затраты. Девочки отлично проведут время. Об этом их заранее предупредили.

Жарким субботним утром ближе к концу июля проект принес первые плоды.

— Провел здесь большую часть жизни, — сказал Шану, — а за пределы двух-трех улиц так и не выехал.

Шану выглянул в окно на угрюмые краски Бетнал-Грин-роуд.

— Всю жизнь здесь я сражался, сражался и так и не нашел времени поднять голову и посмотреть вокруг.

Они на втором этаже автобуса на передних сиденьях. Шану рядом с Назнин, а Шахана и Биби через проход. Назнин скрестила лодыжки и подтянула ноги под сиденье, чтобы не упираться в два целлофановых пакета с обедом.

— Ты провоняешь весь автобус, — сказала ей дома Шахана, — я с тобой рядом не сяду.

Но в автобусе не стала прятаться.

— Понимаешь, — сказал Шану, — когда у тебя целая куча времени впереди, чтобы осмотреть достопримечательности, ты их не осматриваешь. Теперь мы собираемся домой, и во мне проснулся турист.

И он напялил темные очки. Они тоже входили в список оборудования.

Назнин посмотрела на его сандалии, тоже новые. Увидела толстые желтые ногти на ногах. Торчат из-под ремешка набухшие, как поп-корн. Она уже давно не занимается его ногами. Смахнула с его плеча воображаемую былинку.

Шану повернулся к девочкам:

— Как вам нравится наше путешествие?

Биби сказала, что ужасно нравится, Шахана покосилась на него, заерзала и прислонилась головой к окну.

Шану начал напевать. Закачал головой в такт мелодии и застучал ритмично по колену. Запел он низким грудным голосом, и этот звук совпал с гулом автобуса, которого трясло на басах.

Назнин решила, что сегодняшний день должен запомниться им на всю жизнь. Она сделает все, чтобы у мужа сегодня весь день было радужное настроение.

Подошел кондуктор с билетами. Опущенная челюсть придает ему выражение полного безразличия.

— Два по одному фунту и два детских, пожалуйста, — сказал Шану. Взял билеты. — Мы на экскурсию, — объявил он и погладил путеводитель, — у нас семейное путешествие.

— Хорошо, — ответил кондуктор.

Перевернул сумку в поисках сдачи. Эта работа давит на него. Под потолком автобуса он постоянно горбится.

— Вы не могли бы мне ответить на один вопрос? Как вы думаете, что выше по уровню, Британский музей или Национальная галерея? Или все-таки вы посоветуете сначала в галерею, а потом в музей?

Кондуктор оттопырил нижнюю губу вместе с языком. Он тяжелым взглядом посмотрел на Шану, как будто решая, надо ли его выставлять из автобуса.

— По моей оценочной системе они идут ноздря в ноздрю, — объяснил Шану, — мне бы хотелось услышать мнение местного жителя.

— А сам-то ты где живешь, приятель?

— Через пару кварталов отсюда, — ответил Шану, — но это первая наша вылазка за последние двадцать-тридцать лет.

Кондуктор покачивался. Время еще раннее, но в автобусе уже жарко, и Назнин уловила от него запах пота. Он посмотрел на путеводитель Шану. Повернулся и посмотрел на девочек. Беглый взгляд в сторону Назнин — с ней все ясно, покачал головой и пошел прочь.

На подъезде к Букингемскому дворцу уместилось бы сорок повозок с буйволами. Какая роскошная дорога! Ничего серого и черного. Ничего коричневого и грязно-желтого. Она красная. Как раз для королевы. Высокую черную ограду вокруг дворца венчают золотые наконечники. Назнин прикоснулась к ней и стала рассматривать дворец. Через пару секунд обернулась. На тротуаре уйма туристов. Молодые пары держат друг друга чуть пониже талии; семьи, в каждой кто-нибудь скучает; туристические группы, различающиеся по расовым признакам и по снаряжению; группки подростков, которые курят, жуют жвачку или открыто и яростно целуются. Многие смотрят на дворец так, будто ждут, что он что-нибудь покажет. Назнин снова посмотрела на здание. Белое, большое и, на ее взгляд, выдающееся только по своим размерам. Ограда впечатляет, но дом королевы просто большой. Фасад невзрачный. Две колонны (тоже невзрачные) у главного входа, и в плане украшений посмотреть не на что. Будь Назнин королевой, она бы снесла этот дворец и построила новый, не такую коробку с плоской крышей, а что-нибудь изящное и одухотворенное, с минаретами и башнями, куполами и мозаиками, с красивым садом вместо этого голого двора. Что-нибудь вроде Тадж-Махала.