Большие девочки не плачут - Кэтти Линц

— Только не говори никому, каким образом Сью Эллен повредила колено, — попросила Лина. — Ей будет неприятно, если Расс узнает подробности.

— Но в этом городе просто невозможно что-нибудь скрыть.

— Даже то, что мы вместе?

— А тебя очень беспокоит, что кто-нибудь раскроет тайну?

— Просто не хочу оказаться мишенью для сплетен.

— В настоящее время главная мишень для сплетен — Натан и Скай. Он ведь принял ее предложение. А она приняла его извинения. Правда, не сразу.

— Ой, спасибо за последние новости! Кстати, к сожалению, в связи с несчастным случаем планы на сегодня придется скорректировать: мне необходимо побыть с сестрой. — Лину искренне огорчила серьезная травма Сью Эллен. Конечно, изо дня в день непредсказуемая особа плавно переходила из одного кризиса в другой, но сегодня случилось нечто из ряда вон выходящее.

— Понимаю.

Лине хотелось бы понять себя и справиться с клубком запутанных чувств, которые она испытывала к Коулу, к сестре, к собственному будущему. Ни один из пунктов не выглядел благополучным и упорядоченным настолько, насколько ей этого хотелось бы. Состояние дел отнюдь не радовало.

— Пирожные не обед, — наставительно внушала Лина сестре. — Когда принимаешь болеутоляющие таблетки, следует нормально питаться.

— А тебе известно, что проявление властности в общении — следствие регулярно подавляемых в детстве сильных разрушительных эмоций: гнева, огорчения и тревоги? Я прочитала об этом в популярном медицинском журнале, пока ждала приема в больнице.

— Мне известно, что ты абсолютно игнорировала Донни. Лично я считаю, что с его стороны было очень мило остаться и помочь тебе.

— Да, он действительно очень милый. Помог войти в дом и всякое такое.

— По-моему, он по-настоящему хороший парень.

— Наверное. Но, возвращаясь к твоей привычке командовать…

— Ты любишь командовать не меньше меня.

— Значит, за нами обеими с детства тянутся подавленные проблемы. К тому же мы обе страшно упрямы. Как ты думаешь, это оттого, что папа в молодости служил в морской пехоте?

— Что-что?

— Говорят, все морпехи отличаются диким упрямством.

— То же самое говорят и об ирландцах.

— Фамилия Фланниган свидетельствует, что Коул тоже ирландец.

— Но при этом он ничуть не похож на нашего папу.

— На папу никто не похож. Помнишь, как он учил нас все время ожидать худшего, чтобы не испытывать разочарований?

— Конечно.

— А я вот с такой философией не согласна, — заявила Сью Эллен. — Думаю, ее не стоит брать на вооружение. Ведь если ожидать худшего, то только худшее и получишь. Нет, мне этого мало. Я достойна большего и лучшего. Так что папа ошибался.

— А ты помнишь, когда именно он пристрастился к пьянству?

Судя по всему, болеутоляющие таблетки ослабили защитные силы Сью Эллен, и потому она впервые в жизни не увильнула от ответа и не сменила тему. Впала в болтливо-поучительное настроение.

— Конечно, помню. Все-таки не голову повредила, а всего лишь колено. Так что память в полном порядке.

— Но ты никогда не говоришь о том времени.

— Потому что детство не хочется вспоминать. Слишком отвратительно.

Прямота вызвала грустную улыбку.

— Да, действительно.

— Так зачем же обсуждать это сейчас?

— Затем, что, приехав в Рок-Крик, я часто думаю о прошлом. Сестра Мэри сказала, что, возможно, я и домой вернулась для того, чтобы справиться с затаенными страхами и лишь потом, освободившись, двинуться дальше. Потому что нельзя развиваться, не примирившись с собственным прошлым.

— А ты примирилась? Ведь ты была совсем маленькой.

— Когда папа все-таки справился и бросил пить, мне уже исполнилось девять.

— И с тех пор он уже почти двадцать лет не пьет.

— Знаю. Может быть, именно поэтому испытываю чувство вины за то, что до сих пор не могу забыть и переживаю. Ситуация в общем-то достаточно избитая. Отец-алкоголик орет и машет кулаками, а старший ребенок прячет в углу младшего.

Даже сама возможность выговориться приносила облегчение. Привычка постоянно скрывать чувства и воспоминания делала боль только острее.

— Я тогда ужасно боялась. Наверное, потому сейчас и люблю командовать: просто хочу держать под контролем любую ситуацию, — вздохнула Лина.

— А я и не думала, что ты столько всего помнишь.

— Тебя часто не было дома.

— Да, частенько приходилось убегать и жить у подруг. И без того на мою долю досталось шестнадцать лет пьянства, а на твою — всего лишь девять. А знаешь, почему папа все-таки нашел силы бросить пить?

Лина покачала головой.

— Может быть, мама пригрозила уйти, или что-нибудь в этом роде?

— Несколько раз грозила, и в ответ он клялся начать новую жизнь. Но так ни разу и не выполнил обещание. А бросил потому, что однажды едва вас не убил. Пьяным вел машину и выскочил на встречную полосу. Чудом удалось избежать лобового удара, А в машине сидели ты и Эмма. Он вернулся домой и с тех пор не взял в рот ни капли.

— Они никогда об этом не говорили — ни он, ни мама.

— В тот день у них началась новая жизнь.

— Как бы мне начать новую жизнь? Пытаюсь себя перестроить, но не получается. А ведь главная причина всех нынешних проблем заключается в родителях.

— И что же плохого в том, что ты такая, какая есть? Разумеется, исключая властность и упрямство?

— Дело в том, что я вовсе не успешная модель, как тебе представляется. Айрин, агент, меня уволила.

К немалому удивлению Лины, Сью Эллен приняла новость вполне невозмутимо, даже беззаботно.

— Да я давно поняла, что произошло нечто в этом роде.

— Правда? И все же не побоялась устроить торжественную встречу, праздник…

— А как же иначе? Ты моя сестра, а значит, я должна во всем тебя поддерживать.

Лина почувствовала, как на глаза предательски набегают слезы. Верность Сью Эллен оказалась абсолютной, непогрешимой. Только сейчас стало ясно, как это важно и ценно.

— Так, значит, ты считаешь, что не стоит мучить себя, переживая из-за событий далекого детства?

— А какой толк переживать? Прошлого все равно не изменишь. Оно прошло, закончилось. Нам доступны лишь мысли о будущем. Ну и иногда — наслаждение настоящим.

Простая истина произвела на Лину оглушительное впечатление. Она напоминала один из тех моментов просветления, о которых так часто пишут в книгах.

— И когда же ты стала такой умной?