Каждый за себя - Александра Маринина

Вот какие ей нужны поклонники, а вовсе не Костя.

Отец пришел поздно, почти в одиннадцать, голодный и злой.

- Ничего не могу понять, - раздраженно говорил он Костеи Анне Михайловне, - этот тип как сквозь землю провалился. Уж который день яего караулю возле дома, куда он пришел после встречи с доцентом, - и ничего.

Там он не появляется, местные алкаши и бабки ничего про негоне знают, и доцент с ним больше не встречается. Придется снова сесть на хвостдоценту и ждать, пока они встретятся еще раз, другого выхода пока нет.

Ждать! Сколько же можно ждать? Еще месяц? Два?

Полгода? Сколько же им еще прозябать в этой дыре,пропитанной духом убожества и неряшливости? Сколько еще Косте придетсяуворачиваться от объяснений с Милой и с приятелями, нарываясь на издевки,подначки и откровенные обиды? Сколько еще ему смотреть в печальные глаза братаВадика и придумывать бодрые слова насчет того, что отец его любит больше жизни?

- Костя, от тебя теперь многое зависит, - строго сказалотец. - С этим якобы проректором мы пока зависли, так что действуй активнее,раскручивай свою Веронику, выжимай из нее сведения.

- У меня не получается, - пробормотал Костя. - Онаничего про мужа не рассказывает.

- Значит, плохо спрашиваешь, неизобретательно, скучноведешь беседу. Работа разведчика - творческая, требует немалого интеллекта, аты относишься к порученному делу как к повинности, которую надо поскорее отбытьи улечься спать, - непререкаемым тоном заявил отец.

- Я не знаю, как вести с ней беседу, чтобы ей было, нескучно, - огрызнулся Костя. - Она меня вон на сколько старше. Ты бы сампопробовал, тогда бы и судил.

- А ты с мамой посоветуйся, она тебе подскажет, как ичто нужно говорить, чтобы заинтересовать женщину.

С мамой… Косте вдруг пришло в голову, что Вероника, закоторой ему велено ухаживать, всего на несколько лет моложе его матери, они жепочти ровесницы. И то, что отец заставляет его сделать, стало казаться ему ужесовершенно отвратительным. Он поймал взгляд матери, в котором надеялсяпрочитать те же мысли, которые вертелись сейчас у него в голове, но глаза АнныМихайловны выражали лишь настороженное внимание к мужу: все ли с ним в порядке,не подвергается ли сомнению его главенство, не собирается ли ненадежныйпомощник Костя устроить бунт на корабле и поколебать такой страшной ценойвосстановленное самоуважение отца. С неожиданной болью Костя осознал, что матьему сейчас не защитник, мать целиком на стороне отца, подыгрывает ему, делаетиз себя ту самую свиту, которая играет короля. Что же получается? Отец импомыкает, мать не защищает, Вадька болеет, и остался Костя совсем один. В такойбольшой семье - и один. Неужели так бывает?

А отец, как обычно, ничего не замечает, ни Костиных взглядовна мать, ни выражения ее лица. За все прожитые здесь месяцы у него выработаласьпривычка сидеть у окна и смотреть за домом напротив. Даже разговаривая, он неотрывает взгляда от окна и не поворачивается к собеседникам. И еду мама емуприносит в комнату, и курит он здесь же, хотя дома, на ТОЙ квартире, маманикогда не разрешала ему курить в том же помещении, где они спят. Теперьразрешает, потому что комнат всего две, в одной живет Костя, в другой -родители, а кухонное окно выходит на другую сторону, во двор, и из него невиден дом, где живет Враг-доцент. Поэтому наблюдение отец ведет из той жекомнаты, где они с мамой спят, и много курит, и там постоянно открыта форточка,поэтому в комнате всегда стоит ужасный холод. Но отец и этого, кажется, незамечает, не кутается в теплые свитера, не зябнет и не жалуется.

- Иди, Костя, - жестко произнес отец. - Она вышла ссобакой. Одевайся - и вперед.

НИКА

- Не забудь про плов, - напомнил мне на прощание НазарЗахарович, - мы с Севой будем ждать.

- Не забуду, - искренне пообещала я. - Только я ивправду представления не имею, когда мы сможем это организовать. И так я всюнеделю отпрашивалась под предлогом болезни, а если этим злоупотреблять, то ведьи уволить могут. Зачем им больная домработница? Они себе лучше здоровую найдут.

- Ладно, - вполне, как мне показалось, добродушноответил Никотин.

Но его добродушие меня обмануло, вернее, оно таковым и небыло, я обозналась. И поняла это уже через секунду, когда рядом со мной зашагалне добрый дядя Назар, а вкрадчивый и хитрый Аль Пачино из "Адвокатадьявола".

- Ну что ж, все волнения у тебя позади, и теперьскажи-ка мне, детка, начистоту: зачем тебе все это нужно было?

- Что - все? - недоуменно откликнулась я.

- Вся эта канитель с поисками шантажиста и уплатойсобственных денег. Ведь они у тебя не найденные и не в наследство полученные.Это когда ты сам денег не заработал, с ними расставаться не жалко. А ты вот мнепорассказала, как они тебе даются, деньги эти, и я точно знаю, что не простотак, не за красивые глаза своей Натальи ты их отдала.

- Так я ведь вам объясняла, дядя Назар: мне нужна этаработа, мне жить негде, и ни на какую другую работу меня не берут, потому что уменя нет прописки и вообще паспорт не российский. Вы что, забыли?

- Да нет, Ника, помню, с памятью у меня, слава богу,пока все хорошо. Только не убедила ты меня. Не верю я тебе. Ты что, очень еголюбишь?

- Кого? - оторопела я.

- Да хозяина твоего, Павла Николаевича. Ты ради неговсе это делала, да? Чтобы его спокойствие сохранить?

Или на отца его нацелилась, бережешь его здоровье, потомучто хочешь за него замуж выскочить?

Я расхохоталась. Ай да Бычков, ай да Никотин! А ещехвастался, что в людях разбирается, что был хорошим опером! Ну это ж надо такоепридумать: я влюблена в Гомера! Или еще того покруче: нацелилась на вдовца сязвой, ишемической болезнью и сердечной недостаточностью. Мол, старик все равнодолго не протянет, и останусь я при гражданстве, паспорте, прописке и жилплощади.Неужели я в глазах Никотина выгляжу такой дрянью?

И не поэтому ли он сказал, что не женится на мне, да еще"шустрой стервой" назвал?

- Да ну вас, дядя Назар, - сказала я, отсмеявшись ивытирая выступившие слезы. - Вам надо романы про Анжелику сочинять. С чего этовам такие бредни в голову пришли?

- Да с того, детка, что то, что ты сделала, называетсясамопожертвованием, а с какого перелягу тебе жертвовать собой ради совершенночужих людей? И объяснения твои никуда не годятся, потому как могла ты спокойненьковзять свои кровно заработанные денежки и уволиться из этой семейки к чертовойматери. Четыре с половиной тысячи зеленых долларов - сумма вполне достаточная,чтобы перекантоваться несколько месяцев, а то и год-полтора, снять жильеподешевле, в дальнем Подмосковье, и не спеша искать другую работу, где к тебе иотношение будет более человеческое, и условия не такие драконовские. Неприходило тебе в голову такое решение?