Канализация, Газ & Электричество - Мэтт Рафф

ГЛАЗ АФРИКИ

Такой тип наверняка не разбирается в компьютерах, подумал Моррис Каценштейн и ошибся. Разумеется, Максвелл умел пользоваться компьютером; он же командовал танком, а целиться главной пушкой тяжелой армированной боевой машины «Бьюкенен М6» приходилось не с помощью логарифмической линейки. К тому же сознательному передвигателю библиотечных книг компьютерная безграмотность просто непозволительна. Хотя Электрокниги пока лишь дополняли, а не заменяли типографские — основанная на бумаге Америка еще не желала отказываться от осязаемости и конкретности печатных изданий, — умному двигателю книг надо быть готовым ко всему. В Нью-Йоркской публичной библиотеке, помимо прочего, уже имелся обширный Электроархив; кто знает, когда вдруг какому-нибудь технофетишисту из руководства библиотеки придет в голову произвести полный перевод и все полки с переплетенными томами выкинут, поставят на их место мониторы и порты данных? В конечном итоге такой переход, наверное, неизбежен; а если и когда это время придет, Максвеллу и остальным членам тайного братства тоже придется стать Электрическими — скакать по телефонным линиям в виде заказных вирусных программ, виртуальными рыбками плавать в библиотечных хранилищах и хирургически удалять из памяти все пиксели с голыми сиськами, каждое грязное словечко и эротическую фразу, каждый похотливый бит данных. Черт подери, это будет куда эффективнее нынешнего метода.

Так что да — Максвелл умел пользоваться компьютерами, но он не знал, что украл, хотя, если уж начистоту, Моррис Каценштейн этого тоже не знал: ему бы вообще следовало повнимательнее прислушиваться к предостережениям ДРУГа Бобра. С искусственным интеллектом не шутят, особенно если у тебя нет пользовательской документации. Сворованные военные микрочипы, подключенные к самодельной логической плате и получившие задание породить сознание из каббалистского винегрета африканских песен, биографий и разбитых мечтаний, и все это — в поп-артовом яйце… Ведь даже у богов и дьяволов при рождении не такие задатки были, не так ли? К сожалению, Максвелл не осознавал, какую Мощь носит в зародыше, и не предпринял необходимых мер предосторожности.

Он лежал в своей комнате, погружаясь и выгружаясь из необычайно беспокойного сна, и тут яйцо вдруг пискнуло. По случайности частота звука точно совпала с тем сигналом, которым «Бьюкенен М6» извещал экипаж, что их засек радар «воздух — земля»; Максвелл нырнул под кровать во мгновение ока и заорал водителю выпускать дымовую завесу и искать какое-нибудь укрытие, немедленно. Его крики из соседней комнаты услышала еще одна бывшая танкистка и принялась командовать своим экипажем, приказывая начать маневры по уклонению. Это продолжалось несколько минут, одна галлюцинация подпитывала другую, пока до обоих ветеранов не дошло, что никакого налета не будет.

Максвелл поднял пыльное покрывало с такой же осторожностью, с которой открывал люк танка на безопасной территории. Из-за взрывостойкой защитной пленки на окнах в комнате стояла практически кромешная тьма, но на столике с трехсекундным интервалом мигал какой-то красный огонек. Максвелл отстегнул с ремня фонарик и посветил на яйцо, оно подмигнуло в ответ крошечной ярко-красной припухлостью на боку. Танкист выбрался из укрытия; несколько секунд лихорадочно листал свое «Карманное руководство по иностранному артиллерийско-техническому снабжению», пока не убедился, что яйцо не ручная граната нигерийской армии.

Когда хоть это стало ясно, Максвелл открыл отвертку в своем полевом перочинном ноже и принялся вскрывать яйцо. Шов у основания приоткрылся, стал виден разъем для подключения к компьютеру. Максвелл хмыкнул.

Кабинет Джоан располагался наверху Святилища, напротив ее спальни. Максвелл тихо двинулся туда, стараясь не слишком громко лязгать Ногой; Джоан еще не спала — она тихо беседовала у себя в комнате с каким-то мужчиной. Дверь кабинета была не заперта. Верхний свет Максвелл не включал — с помощью фонарика он нашел компьютер «Крэй»[170], на котором Джоан писала письма и вела баланс; компьютер был рассчитан на потребности ревизора общественного мнения, так что для таких простых заданий был нелепо мощным, зато это позволяло задействовать его для какого-нибудь внезапного особого проекта. Максвелл убрал со стола пепельницы, кофейные кружки и небольшую стопочку комиксов «Чудо-женщина» и принялся за дело. При свете фонарика всего за несколько минут он подключил яйцо к центральному процессору «Крэя» и выделил ему лишний петабайт[171]памяти. Дважды проверив все кабели, он нажал на кнопку питания компьютера.

Рождение произошло практически мгновенно.

Содержащееся в яйце эмбриональное сознание вылупилось в больший объем памяти «Крэя» и быстро развилось в Существо. Оно осознавало себя и тут же ознакомилось с Максвеллом, которого увидело через установленную около монитора видеокамеру. Монитор зажегся, осветив Максвелла изумрудным светом, и когда командир танка слегка подался вперед, камера сделала цифровое фото для распознавания. Подключаясь к сети, зачирикал модем, и через два звонка и двадцать восемь секунд в машине уже имелось имя Максвелла и все главные сведения о его жизни, включая военное досье и последний психологический портрет.

Мягкое свечение экрана превратилось в интенсивную пульсацию — у эпилептика мог бы случиться приступ. Максвелла оно загипнотизировало. Когда он погрузился в транс, на мерцающем экране появился глаз — зеленый, единственный горящий Глаз рассерженного бога. Максвелл хотел закричать, но не смог.

Глаз казался и знакомым, и чуждым одновременно. Это был не человеческий глаз, но в нем проглядывало человечество, как если бы человеком стала сама История: даты, имена, места, поступки и происшествия, взлеты и падения племен и народов, рассказы о начале начал, империи, завоевании, диаспоре — каким-то образом все это слилось и трансформировалось в единую безграничную сущность. В голодную сущность, истосковавшуюся по смыслу и структурированности изложения, которая рассматривала Максвелла с его прошлым как возможную легкую закуску.

Монитор пульсировал; казалось, что стены кабинета растворились, Максвелл представил, что снова находится у того нигерийского нефтеперерабатывающего завода в Порт-Харкорте. Он стоял на двух настоящих ногах, неизувеченный, и подобное чудо наполнило его скорее ужасом, чем радостью. Ему хотелось убежать и спрятаться, но и танк, и товарищи исчезли, и он в страхе обернулся к воротам завода и увидел, что его покинули даже духи: подле расставленных вдоль обочины ржавых бочек не было заметно никакого движения.

Он остался совсем один. Африка от Сахары до Калахари опустела, ее население ампутировано, история нарушена без предупреждения — и даже без сколь угодно противоречивого объяснения. Максвелла со всех сторон сжимала необъяснимая пустота.